..
— Значит, будем лопатами копать,— упрямо сказал Мурат.
— Намучаетесь.
— Но ведь что-то делать надо!. Не ждать же, когда манна небесная посыплется!
Задумалась Айша-апа. Мурат с нетерпением ждал ее слов.
1 Буурсун — самодельный лемех.
— Ты прав, сынок, что-то делать надо... Ну давайте соберемся все, обсудим.
— Изат! — Обрадованный Мурат повернулся к девочке.— Сбегай позови Дарийку и Гюлыпан.
Совещались недолго — по всему выходило, что другого выхода нет. Кроме, конечно, одного — всем отправляться вниз. Но об этом даже не заговаривали.
Мурат на следующий же день принялся мастерить буурсун. Он еще в детстве видел, как это делается. Тщательно обстругал две жерди, скрепил их поперечинами, нашлось и железо для наконечника. Тяжеловатое получилось сооружение, но, похоже, довольно прочное. Лишь бы Алаяк потянул... Надо было еще борону соорудить. На счастье, отыскался ящик крупных гвоздей, оставшихся еще с тех времен, когда строилась станция, и Мурат управился с бороной довольно быстро.
На третий день все, кроме Айши-апа и Изат, выехали на Кок-Джайык.
Не так-то просто оказалось надеть на Алаяка хомут, он никак не мог понять, что это за странная и неудобная штука, в которую пытаются вдеть его голову, и все пытался встать на дыбы, но наконец-то смирился. Мурат вытер пот со лба, оглядел стоявших поодаль женщин:
— Ну что, начнем? Кто поведет Алаяка? Может, ты, Сакинай?
— Хорошо, — согласилась она.
Дернулся Алаяк, Мурат с силой нажал на ручки буурсуна — и потянулась первая борозда. Она была неровной и не слишком-то глубокой, но она была! И прежде неведомый в этих горах острый влажный запах свежевспаханной земли разносился вокруг... И все ровнее тянул Алаяк, начиная понимать, что ему не избавиться от этой не столько тяжелой, сколько непривычной и унизительной для него работы... Мурат не спускал глаз с буурсуна. Только бы он выдержал, только бы не наткнуться на камень или какой-нибудь корень, только бы не рванул Алаяк, испугавшись чего-нибудь... А самое главное — были бы целы мешки с зерном, спрятанные в Конул-Джаре, иначе вся работа полетит к черту, и тогда уж точно не останется иного выхода, как перекочевать вниз...
Земля, против ожидания, оказалась не такой уж жесткой, и Мурат окончательно воспрянул духом. «Не-ет, мы еще повоюем, проклятая скотина Адольф Гитлер, чума на весь твой род до десятого колена... Понадобится — я зубами буду
грызть эту землю, но зерно посажу, и вырастет урожай, и я останусь здесь и буду работать, работать, работать, до тех пор, пока это будет нужно, пока не получу приказ спускаться вниз! Ты, исчадие зла, ничего не знаешь ни обо мне, ни о маленькой Изат, ни обо всех нас, но мы есть, нас много — тысячи, миллионы,— и наших сил хватит, чтобы в конце концов свернуть тебе шею, и ты сдохнешь, как бешеная собака, которая перед смертью пытается укусить себя за хвост!»
Пролегла первая борозда... И хоть невелико плато Кок- Джайык, но хорошо было видно, как много еще таких борозд понадобится, чтобы вспахать его. И все-таки — уже на одну меньше, чем всего несколько минут назад... «Ничего,— улыбнулся Мурат спекшимися губами,— глаза боятся — руки делают... Вспашем...»
Он оглянулся. Дарийка и Гюлыпан сидели поодаль. Мурат крикнул:
— Эй, вы что, на той явились? Шевелитесь! Дома договорите!
Дарийка оглянулась, сделала недовольную гримасу:
— О чем ты говоришь? Мы вовсе не разговариваем.
— А что же вы делаете?
— Да вот,— насмешливо хмыкнула Дарийка,— Гюлыпан горам жалуется.
— Как это жалуется?
— А это ты у нее самой спроси!
Гюлыпан будто и не услышала их перепалки, она сидела, подперев голову руками, и беззвучно шевелила губами.
Мурат пожал плечами. Чудная все-таки эта Гюлыпан... Что толку жаловаться горам, разве они поймут что-нибудь? И в том письме к Тургунбеку тоже все горы, горы... Но ведь там были стихи. Может быть, она и сейчас стихи сочиняет? Тоже, нашла время... И вид какой-то странный, будто и в самом деле не слышала ничего. А может, так и есть? Может, все поэты не от мира сего? Да вот беда, жить-то приходится именно в «сем мире», непрестанно думать о хлебе насущном... А сейчас каждый день дорог. Гюлыпан и Дарийке придется здорово поработать — на склонах с буурсуном ничего не выйдет, надо лопатами. И не копать там нельзя, надо каждый клочок земли использовать...
Мурат начал вторую борозду.
— Эй, Гюкю, закончила свои заклинания? — насмешливо спросила Дарийка.
— Что? — Гюлыпан словно очнулась, виновато посмотрела на нее.
— Заклинания, говорю, свои закончила? — Голос Дарийки звучал уже помягче, но насмешка все еще слышалась в нем.— А может, ты молилась, как апа?
Гюлыпан молча отвернулась. Дарийка вздохнула.
— Никак не могу понять тебя... До чего вы иногда похожи бываете — что ты, что апа... Все бормочете, будто разговариваете с какими-то невидимыми волшебными духами... Но апа — понятно, коран читает, молитвы, все на арабском языке, нам все равно не понять, в медресе не учились, к муллам не обращались... Но ты-то вроде по-киргизски бормочешь, а все равно непонятно — к кому обращаешься, зачем, чего просишь? Ну, чего молчишь?
Гюлыпан зябко передернула плечами, спросила, не поворачиваясь:
— Пойдем копать?
— Ишь ты...— хмыкнула Дарийка.— По работе соскучилась? Ну, пойдем копать...
По всему видно было, что нечасто Гюлыпан приходилось сталкиваться с лопатой... Нога ее то и дело срывалась с заступа, забирала она слишком большой кусок земли и с трудом выворачивала, неумело разбивала, оставляя крупные комья. Дарийка, понаблюдав за ней с минуту, сказала:
— Э, так не пойдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94