Получившаяся в результате пластина-запись более индивидуальна, чем отпечатки пальцев; она так же уникальна и неповторима, как ее жизнь; в сущности это и есть физическая модель ее жизни, изоморфный аналог ее прошлого, всего, что она испытала.— Эта пластинка, — сказала она, — хранится в туннелях царей-жрецов, а эти, — она вздрогнула и указала на выпуклости, несомненно, сенсоры какого-то типа, — ее глаза.— Должна существовать какая-то связь, может быть, луч между пластинкой и ими, — сказал я, осматривая выпуклости.— Ты странно говоришь, — заметила она.— А что произойдет, если ты пройдешь между ними?— Мне показывали. — Глаза ее были полны ужаса. — Провели между ними девушку, которая, по их мнению, не исполняла свои обязанности.Я неожиданно вздрогнул.— По их мнению?— По мнению царей-жрецов, — просто ответила она.— Но ведь есть только один царь-жрец, — сказал я. — Он называет себя Парп.Она улыбнулась, но не ответила. Печально покачала головой.— Ах, да, Парп.Я думал, что когда-то здесь было больше царей-жрецов. Может, Парп последний из них. Не может быть, чтобы такое огромное сооружение, как зал царей-жрецов, построил он один.— Что случилось с девушкой? — спросил я.Она содрогнулась.— Как ножи и огонь.Теперь я понял, почему она так боялась покинуть комнату.— Ты пыталась закрываться? — спросил я, глядя на бронзовый сосуд у стены.— Да, — ответила она, — но глаза знают. — Она печально улыбнулась. — Они видят сквозь металл.Я удивился.Она подошла к стене и подняла бронзовый сосуд. Закрывая им лицо, как щитом, приблизилась к входу. Выпуклости снова засветились.— Видишь, — сказала она, — они знают. Они видят сквозь металл.— Понимаю.Я молча поздравил царей-жрецов с эффективностью их оборудования. Очевидно, лучи, исходящие из этих сенсоров и расположенные в части спектра, которую не воспринимает глаз человека, способны проникать через молекулярные структуры, как рентгеновские лучи проникают сквозь тело человека.Вика угрюмо смотрела на меня.— Я пленница в этой комнате уже девять лет.— Мне жаль, — сказал я.— Я пришла в Сардар, — рассмеялась она, — чтобы завоевать царей-жрецов и отобрать у них богатство и силу.И, расплакавшись, побежала к дальней стене. Стоя лицом к ней, она продолжала плакать.Потом повернулась ко мне.— А вместо этого у меня только каменные стены и стальной ошейник рабыни!И беспомощно в гневе попыталась сорвать ошейник. В ярости она дергала его, плакала и наконец перестала. Конечно, знак рабства остался на ней. Сталь рабских ошейников Гора не поддается рукам девушки.Она успокоилась.С любопытством посмотрела на меня.— Раньше мужчины делали все, чтобы доставить мне удовольствие, теперь я должна доставлять удовольствие им.Я ничего не ответил.Она смотрела на меня, смотрела дерзко, как будто приглашала воспользоваться властью над нею, приказать ей сделать то, что мне понравится. И у нее не было бы выбора, только подчиниться приказу.Наступило долгое молчание, которое я не хотел нарушать. Жизнь у Вики и так тяжелая, я не желал ей вреда.Ее губы слегка изогнулись презрительно.Я хорошо чувствовал призыв ее плоти, очевидный вызов во взгляде и в позе.Казалось, она говорит: ты не сможешь покорить меня.Интересно, сколько мужчин уступили ей.Пожав плечами, она подошла к спальному возвышению и взяла белый шелковый шарф, который я снял у нее с горла. Набросила его, закрыв рабский ошейник.— Не носи шарф, — мягко сказал я.В глазах ее сверкнул гнев.— Хочешь видеть ошейник? — зашипела она.— Можешь оставить шарф, если хочешь.Она удивленно смотрела на меня.— Но я считаю, что его не нужно надевать.— Почему?— Потому что без него ты красивее, — сказал я. — Но еще важнее, что, пряча ошейник, ты его не снимешь.В глазах ее блеснул огонь, она улыбнулась.— Ты прав. — Она с горечью отвернулась. — Когда я одна, я делаю вид, что свободна, что я знатная леди, убара большого города, может быть, даже Ара. Но когда в мою комнату входит мужчина, я снова только рабыня. — Она медленно сняла шарф и бросила его на пол, потом повернулась ко мне. Высокомерно подняла голову, и я увидел, что ошейник очень красив на ее горле.— Со мной, — мягко сказал я, — ты свободна.Она презрительно взглянула на меня.— До тебя в этой комнате побывала сотня мужчин, — сказала она, — и они меня научили, хорошо научили, что на мне ошейник.— Тем не менее со мной ты свободна, — повторил я.— И после тебя будет сотня.Вероятно, она говорила правду. Я улыбнулся.— А тем временем я дарю тебе свободу.Она рассмеялась.— Спрятать ошейник, — насмешливо передразнила меня, — не значит снять его.Я тоже рассмеялся. Она достойный собеседник.— Хорошо, — согласился я, — ты рабыня.Я пошутил, но она вздрогнула, как от удара.Вернулся вызывающий тон.— Тогда воспользуйся мной, — горько сказала она. — Научи меня, что означает ошейник.Я удивился: Вика, несмотря на девять лет, проведенные в заключении в этой комнате, оставалась упрямой избалованной высокомерной девушкой, сознававшей всю власть своего тела, всю силу свой красоты, способность привлекать мужчин, мучить их, приводить в ярость, заставлять исполнять ее малейшие прихоти. Передо мной была та же прекрасная хищная девушка, которая когда-то пришла в Сардар, чтобы овладеть царями-жрецами.— Позже, — сказал я.Она подавилась от ярости.Я не желал ей зла, но она не только прекрасна, она еще и раздражает меня. Я понимал, что она, умная, гордая девушка, не может смириться со своим положением. Она должны выполнять приказы всех, кого царям-жрецам вздумается послать в ее комнату, но я все же не находил в ее трудном положении извинения для враждебности по отношению ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87