Кое-кто может решить, что это просто одинокий морской волчонок
пытается показать себя среди чужих ему жителей побережья. Можно сказать
также, что пятеро воров, поднявшихся ночью на борт "Кресчера", выпустили
на свободу демона мести. Как-то раз в беседе с Сэнтоном Кевин сказал:
- Мой отец говорил о море, что человек может выжить только в том
случае, если досконально понимает море и умеет проделывать его штучки
лучше, чем само море. Мне кажется, что то же самое относится и к суше.
- Станешь ли ты охотиться на акул просто потому, что они живут в
море? - спросил Сэнтон. - Мне кажется, что разумный человек должен
воспринимать акул как часть своего мира и рассматривать подобную охоту за
ними как детскую трату сил и энергии.
Кевин нахмурился так, словно это Сэнтон нуждался в объяснениях.
- У акул нет выбора, - сказал он. - Она не знает ничего лучшего,
кроме как быть акулой. У человека есть выбор.
Они вызывали даже мага Корлеона из Латонии, чтобы он немного
поколдовал и выявил в юноше хоть какие-то злые намерения, но и он ничего
не обнаружил. Корлеон был уверен, что юноша совершенно не виноват, что он
не должен нести никакой ответственности за свои действия, так как не
сделал ничего дурного.
С тех пор Кевину удавалось в основном оставаться "чистым", что в
переводе с языка курсантов на язык человеческий означает лишь то, что он
больше ни на чем не попадался.
Единственный инцидент, который наделал много шума, произошел с
Раскером, а точнее - с его личной шпагой, чье иззубренное в сражениях
лезвие было так дорого его хозяину, что даже когда Раскер ложился спать,
шпага всегда находилась поблизости. И вот однажды, мрачным и бурным утром,
эта шпага была обнаружена на высоте двадцати саженей от земли, привязанной
к флагштоку сторожевой башни над входом в академию. Сначала, разумеется,
Раскер рвал и метал, тем более, что гнев его подогревался
многозначительными ухмылками восьми рабочих, которые прибыли с лебедкой и
канатами, чтобы снимать с шеста имущество Раскера. Однако впоследствии в
его высказываниях на эту тему сквозили гордость и уважение к тому, кто
сумел скрытно проделать такую шутку, которая и в хорошую погоду требовала
немалой физической силы и сноровки.
- Кто бы ни был этот негодяй, - признавался он Сэнтону, - это
прекрасный курсант, который может служить гордостью для всей академии. Но
если я когда-нибудь узнаю, кто это сделал - тот может завещать Господу
все, что останется от его задницы!
Удивленные ночные часовые ничего не слышали. Ни один человек не
входил ночью в их караульное помещение. Следовательно, все было проделано
снаружи - сначала десять саженей мокрой вертикальной стены, сложенной из
камня, а потом еще десять саженей флагштока.
Нарушитель спокойствия так и не отыскался. Что более всего любопытно,
так это то, что и среди курсантов о нем ничего не было известно. Слухи,
передававшиеся из уст в уста, склонны были приписывать эту честь Кевину, а
сам он только улыбался, слушая, как Раскер объясняет аудитории все
трудности, которые грозят смельчаку, решившемуся взобраться в шторм на
такой высокий флагшток.
Сам Раскер ни капли не сомневался в виновности Кевина, но у него не
было ни признания виновника, ни неопровержимых доказательств его вины, и
поэтому он не мог настаивать на наказании. Этот случай никогда не
рассматривался непосредственно. Лишь десять дней спустя Раскер прикоснулся
к нему почти вплотную, когда выбрал Кевина, чтобы тот продемонстрировал
новичкам, как нужно без помощи рук взобраться на высокую стену.
- Вы, козлята, думаете, что это действительно так легко, как кажется?
Особенно, когда это проделывает умница Кевин? Но попробуйте проделать то
же самое, да еще ночью, во время шторма, да еще когда у вас в зубах шпага!
Кое-кто в нашей академии однажды проделал это.
Он замолчал, предоставив новобранцам проникнуться благоговейным
трепетом при мысли об этом, а сам, хмурясь, наблюдал, как Кевин
карабкается на вертикальную каменную стену. Затем он нахмурился еще
сильнее и громко добавил, глядя вверх:
- Да, однажды!
Как и ожидалось, Кевин достиг совершенства в обращении с оружием, а
также в наиболее опасных разновидностях рукопашного боя. Раскер однажды
проговорился, что едва ли будет преувеличением сказать, что безоружный
Кевин гораздо опаснее, чем большинство фехтовальщиков при оружии. Кевин
очень быстро понял, что любая разновидность смертоносной науки держится в
равной степени на физической подготовке и на дисциплине ума. Многие же
оказались не способны постичь эту связь и потому остались простыми
солдатами с весьма ограниченными способностями.
Его обучали также языкам, истории и философии, и во всем этом он
показал себя столь же способным и блестящим учеником, как и в атлетике, и
в военной подготовке. Он изучал науку выживания в пустыне, учился
незаметно подкрадываться, прятаться и маскироваться, он изучал ловушки и
секретные сигналы и коды. Он обучался искусству верховой езды и постиг все
тайны взаимоотношений между всадником и конем. И всеми этими науками он
овладел в совершенстве, словно он родился не в море, а на суше.
Тем не менее все это время он оставался в стороне от тех отношений
товарищества, которые обычно возникают среди молодых людей, живущих
нелегкой жизнью военного лагеря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114