В бреду с его губ срывались имена Мэгги и Натана, порой он звал покойную мать или отца, что-то невнятно бормотал о Лос-Роблес, о Мэтью и снова звал Мэгги. А потом вдруг, будто вспомнив, произнес «Элизабет».
- Бет! - Голос его дрожал. - Бет!
- Я тут, Джеймс. - Элизабет так устала, что едва держалась на ногах. Голова ее лежала на подушке, колени ныли от долгого стояния на холодном полу, язык уже отказывался повиноваться. Он звал ее уже не меньше часа.
У Элизабет слипались глаза. Еще немного, и она уснет мертвым сном.
Веки ее сомкнулись, когда над ухом вновь раздался хриплый шепот:
- Бет, Бет...
- Я здесь, Джеймс.
- Бет...
- Я здесь, Джеймс.
- Бет, милая, - вдруг произнес он совсем другим голосом. Элизабет вздрогнула и увидела его широко раскрытые глаза. Казалось, ему стало легче. - Бет, - прошептал он, протянув к ней руку. - Бет, ты здесь!
Элизабет со слезами прижала к губам его ладонь. - Да. Я всегда буду с тобой, Джеймс.
- Мне приснилось, что ты ушла от меня, - пожаловался он. - Это было так ужасно! Кошмар какой-то. Я хотел умереть!
Она со слезами приникла к его горячим губам.
- Поспи, Джеймс. Тебе надо отдохнуть.
- Я что, болен? - смущенно спросил Джеймс. - Да, меня что-то лихорадит. Не позволяй Джонни подходить ко мне, Бет. Не то и он заболеет.
- Хорошо, - пообещала она, с трудом сдерживая слезы.
- Не хочу, чтобы он заразился, - пробормотал он, закрывая глаза. - Ох, как же мне плохо!
- Спи спокойно, Джеймс. Я позабочусь о Джоне Мэтью.
- Прости, что доставляю тебе столько хлопот, Бет. Я не хотел... Только не уходи, ладно? Не оставляй меня, милая!
- Ни за что, - пообещала она.
Он мгновенно уснул. Едва дыхание его стало глубоким, как Элизабет, стоя возле постели на коленях, ткнулась лицом в подушку и провалилась в тяжелый сон.
Глава 25
В сознание Джеймса вторгались чьи-то голоса. Их настойчивое жужжание раздражало его, как непрерывный писк комара.
Голос Элизабет, нежный и милый, то ласково нашептывал что-то, то мурлыкал какую-то немудреную песенку.
Голос Билла Хедлоу - повелительный и холодный, будто зимний день. И боль! Боже праведный, что за боль!
- Ш-ш-ш, все уже, все! - Это опять Элизабет, и боль, будто послушавшись ее, тут же стихает.
А вот голос Мэгги, вначале такой теплый и любящий. И сколько в нем злости и возмущения потом!
- Я забираю его в Вудсен-Хиллз. И ни о чем не хочу больше слышать!
И снова зажурчал голос Элизабет, но в нем чувствуется такая непреклонность, что Джеймс немедленно успокаивается.
- Нет!
Господи, как же жарко! И хочется пить.
Снова Элизабет. Мокрая холодная тряпка ложится ему на пылающий лоб.
Потом в его сознание вплывает голос Натана - такой уверенный, чуть насмешливый. Но что-то мешает Джеймсу уснуть. Наверное, их болтовня... почему-то он нервничает... снова болтовня... их голоса...
- Я просто не хочу, чтобы он оставался здесь наедине с вами.
- Не говорите ерунды! Он же ранен!
- Это неправильно. Позвольте мне остаться с ним. А вы пока побудете у Кирклендов. Вы же знаете, я о нем позабочусь.
- Нет. И давайте не будем больше об этом, хорошо?
- Люди уже начинают болтать.
- Вы же сами как-то сказали, что вам все равно.
- Так и есть. Но мне неприятно, когда злые языки перемывают косточки вам. Любимая, ну пусть тогда Мэгги заберет Джима в Вудсен-Хиллз! Ухаживать за ним - ее право. Да вы и сами знаете, что он предпочел бы быть там, а не здесь.
- Он еще очень слаб. Его нельзя трогать.
- Ну не убьет же его эта поездка!
- Даже слышать об этом не хочу, Натан. Джеймс останется здесь, пока не поправится.
- Но он вам больше не муж, Элизабет!
- И вы тоже... пока!
- Неужели вас не волнует, что говорят люди?
- Именно так. И не говорите мне, Натан Киркленд, что вас это так уж заботит!
Голоса становятся громче, в них слышится раздражение. Резко хлопает дверь. И снова тишина. Тишина и покой.
- Джеймс! Джеймс!
Он открыл глаза и поморгал. - Ты узнаешь меня, Джеймс?
Голос отказывается повиноваться ему. Джеймс с трудом разлепляет ссохшиеся губы.
- Бет? - просипел он с натугой и досадливо поморщился: не голос, а какое-то кваканье!
- Да, - выдохнула она с явным облегчением.
- Что?..
- Ты у меня дома. Тебя ранили, и мистер Двенадцать Лун принес тебя ко мне. Ты что-нибудь помнишь?
Он чувствовал себя ужасно. Все болело.
- Вроде да. - Даже эта коротенькая фраза далась ему с трудом.
- У тебя только под утро спал жар. Ты открыл глаза, и я обрадовалась - думала, ты уже пришел в себя. Знаю, что не хочется, Джеймс, но тебе обязательно надо что-нибудь съесть... может, немножко мясного бульона? Всего несколько ложек!
Джеймс хрипло простонал, но она ловко сунула ложку ему в рот. Бульон был восхитительный: горячий и ароматный. Джеймс невольно облизнулся. Сколько прошло времени с тех пор, когда ему перепадало что-то столь же вкусное!
- Хорошо, - еле ворочая языком, пробормотал он и, проглотив вторую ложку, провалился в сон.
Когда он вновь открыл глаза, в комнате было уже темно, несмотря на свет одного из торшеров.
В голове немного прояснилось. Джеймс ясно помнил, где он, хотя и чувствовал страшную слабость.
Он лежал в комнате Элизабет, на ее постели. Ему вдруг бросилось в глаза некое подобие занавески, и он сразу догадался, что Элизабет решила хоть как-то отгородиться от него. Там, за ней, была ее спальня. С трудом повернув голову в сторону зажженной лампы, он разглядел горевшую плиту, часть стола и стул.
А вот и Элизабет. Пододвинув кресло к его постели и закутавшись в одеяло, она крепко спала.
- Бет!
Она выглядела до того усталой, что он почти возненавидел себя за то, что вынужден был разбудить ее.
- Бет!
- М-м-м... - Она сонно заморгала и рывком села. - Джеймс! Ты проснулся?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110