С чего ему тогда вздумалось, что он создан для духовного сана? Почему он не сделался лесничим или, скажем, ковбоем, не взялся за любое ремесло, которое позволило бы ему жить на воздухе, а не в самом центре прокопчённых городских трущоб? Верил он или нет в своё призвание? А если не верил, то к чему же он был призван? Размечая палубу корабля, подобную тем, под которыми по воле римлян, этой древнейшей разновидности твердолобых, исходило потом великое множество иноплеменников, Хилери размышлял: "Я служу идее, ставшей фундаментом для такой надстройки, которая не выдерживает критического рассмотрения". А всё-таки на благо человечества стоит поработать! Каждый делает своё дело – и врач, чья профессия сопряжена с шарлатанством и формализмом, и государственный деятель, прекрасно сознающий, что демократия, которая сделала его государственным деятелем, олицетворяет собой ничтожество и невежество. Каждый пользуется формами, в которые не верит; больше того, каждый призывает ближних уверовать в эти формы. Практически жизнь – это непрерывный компромисс. "Мы все – иезуиты и прибегаем к сомнительным средствам во имя благих целей, – подумал Хилери. – Мой долг – умереть, если нужно, за моё облачение, как солдат умирает за честь мундира. Но я, кажется, понёс ерунду!"Зазвонил телефон, и в трубке раздалось:– Викария!.. Да, сэр!.. По поводу девочки. Оперировать поздно. Хорошо бы вам приехать, сэр.Священник положил трубку, схватил шляпу и выбежал из дому. Бдение у смертного одра Хилери считал самой тягостной из своих многообразных обязанностей, и, когда он выскочил из такси у подъезда больницы, на его морщинистом лице читалось подлинное смятение. Такая малышка! И он ничем ей не поможет, разве что пробормочет несколько молитв да подержит её за руку. Родители преступно запустили болезнь, оперировать поздно. Их стоило бы упрятать в тюрьму, но прежде нужно засадить туда всю британскую нацию, которая до последней минуты не позволяет ущемить свою независимость, а когда наконец позволит, уже бывает поздно!– Сюда, сэр! – сказала сиделка.В приёмном покое, сверкающем белизной и порядком, Хилери увидел распростёртую под белой простынёй фигурку с окаменевшим и помертвевшим лицом. Он сел рядом, подыскивая слова, которые могли бы скрасить последние минуты ребёнка."Молиться не буду, – решил он. – Слишком молода".Глаза девочки, поборов вызванное морфием оцепенение, испуганно забегали по комнате и наконец остановились – сперва на белой фигуре сиделки, затем на халате врача. Хилери предостерегающе поднял руку и попросил:– Вы не оставите меня с ней на минутку? Доктор и сестра вышли в соседнюю палату.– Лу! – тихонько окликнул Хилери, Звук его голоса отвлёк девочку и рассеял её испуг. Глаза её перестали блуждать, – она поймала улыбку священника.– Здесь чисто, хорошо, правда? Лу, что ты больше всего любишь?С бескровных запёкшихся губ слетел чуть слышный ответ: "Кино".– Тут показывают его каждый день, два раза в день. Ты подумай только! Теперь закрой глазки и как следует усни, а когда проснёшься, начнётся кино. Закрой глазки! Я тебе кое-что расскажу. Ничего здесь с тобой не случится, – я же рядом, видишь?Ему показалось, что ребёнок закрыл глаза, но внезапно боль снова пронизала девочку. Она захныкала, потом вскрикнула.– Боже милостивый! – тихо простонал Хилери. – Доктор, ещё укол, скорее!Врач впрыснул морфий.– Оставьте нас опять вдвоём.Врач выскользнул из комнаты, и улыбка Хилери медленно притянула к себе взгляд девочки. Он притронулся пальцами к исхудалой ручонке:– Ну, слушай, Лу.Шёл плотник берегом морским плечом к плечу с моржомИ горевал, зачем там всё усеяно песком."Коль семь служанок, – молвил морж, – семь мётел взяли б враз,Они бы берег привели в порядок хоть сейчас"."Навряд ли!" – плотник возразил, смахнув слезинку с глаз.Хилери все читал и читал "Алису в Стране Чудес". И под его шёпот глаза девочки закрылись и ручонка её похолодела.Почувствовав, как холод леденит руку и ему, Хилери мысленно воскликнул: "А теперь, господи, если ты существуешь, покажи ей кино!" XV Когда утром, после ночного разговора с отцом, Динни открыла глаза, она сперва никак не могла понять, что её тревожит, а поняв, так и осталась сидеть в постели, охваченная ужасом. Что, если Уилфрид решит бежать – обратно на Восток или ещё подальше?"Я не могу ждать до четверга, – подумала она. – Нужно ехать. Если бы только у меня были деньги на случай…" Девушка вытащила свои безделушки и сгребла их в кучу. Два джентльмена с Саут-Молтон-стрит! В деле с изумрудной подвеской Джин они вели себя вполне достойно. Динни отобрала всё, что можно было заложить, и сделала из этого небольшой пакетик, не тронув лишь тех украшений, которые носила обычно. Ничего подлинно ценного у неё не было, и Динни не сомневалась, что при самом благожелательном к себе отношении не получит больше сотни фунтов.За завтраком все держались так, словно ничего не произошло. Значит, всем известно самое худшее!"Разыгрывают из себя ангелов!" – рассердилась Динни.Когда отец объявил, что едет в город, девушка попросила захватить и её.Генерал посмотрел на дочь. Так могла бы взглянуть обезьяна, недоумевая, вправе ли человек отрицать своё родство с ней. Динни удивилась, почему она раньше не замечала, какой печалью умеют светиться тёмные глаза её отца.– Прекрасно, – согласился он.– Хотите, я поведу машину? – предложила Джин.– Принято с благодарностью, – ответила Динни.Никто ни словом не коснулся, темы, занимавшей мысли всей семьи.Динни сидела рядом с отцом в открытой машине. Весна в этом году несколько запоздала, но теперь май был в разгаре, всё цвело, и благоухание заглушало вонь бензина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80