Она должна его хорошо знать, – он был у них шафером.– Я обратился бы не к ней, а к Майклу. Но, ради бога, будь осторожна, старушка.На другой день Джин, привыкшая не отделять слов от дела, ускользнула, пока все ещё спали, и в десять утра была уже на Саут-сквер в Вестминстере. Майкл, как сразу же выяснилось, пребывал в своём избирательном округе.– Он считает, что чем прочнее сидит в палате, тем чаще должен встречаться с избирателями. Благодарность – это у него своеобразный комплекс. Чем могу быть полезна?Джин, созерцавшая Фрагонара с таким видом, будто находит его чересчур французским, медленно отвела от картины глаза, опушённые длинными ресницами, и Флёр чуть не подпрыгнула. В самом деле – тигрица!– Дело касается Динни и её молодого человека. Я полагаю, вы знаете, что с ним случилось на Востоке.Флёр кивнула.– Что можно предпринять? Флёр насторожилась. Ей – двадцать девять, Джин – всего двадцать три, но держаться с ней, как старшая, бесполезно.– Я давным-давно не видела Уилфрида.– Кто-то должен сказать ему в глаза, что о нём подумают, если он втянет Динни в эту грязную заваруху.– Я отнюдь не уверена, что она начнётся, даже если поэма увидит свет.Люда склонны прощать Аяксам их безумства.– Вы не бывали на Востоке.– Нет, бывала, – я совершила кругосветное путешествие.– Это совсем не то.– Дорогая, простите, что я так говорю, – извинилась Флёр, – но Черрелы отстали от века лет на тридцать.– Я – не Черрел.– Верно. Вы – Тесбери, а эти ещё почище. Сельские приходы, кавалерия, флот, индийская гражданская администрация, – разве они теперь идут в счёт?– Да, идут – для тех, кто связан с ними. А он связан, и Динни тоже.– Ни один по-настоящему любящий человек ничем и ни с кем не связан.Много вы раздумывали, когда выходили за Хьюберта? А ведь над ним тяготело обвинение в убийстве!– Это совсем другое дело. Хьюберт не совершал ничего постыдного.Флёр улыбнулась:– Вы верны себе. Застану ли я вас врасплох, как выражаются в судебных отчётах, если скажу, что в Лондоне не найдётся и одного человека из двадцати, который не зевнул бы вам в лицо, если бы вы поинтересовались у него, заслуживает ли Уилфрид осуждения, и не найдётся даже одного из сорока, который не забыл бы обо всём этом ровно через две недели.– Я вам не верю, – решительно отпарировала Джин.– Дорогая, вы не знаете современного общества.– Современное общество в счёт не идёт, – ещё решительнее отрезала Джин.– Допустим. А что же тогда идёт?– Вам известен его адрес? Флёр расхохоталась.– Корк-стрит, напротив картинной галереи. Уж не собираетесь ли вы сцепиться с ним, а?– Посмотрим.– Уилфрид умеет кусаться.– Ну, мне пора, – объявила Джин. – Благодарю.Флёр восхищённо посмотрела на неё. Молодая женщина вспыхнула, и румянец на смуглых щеках придал ей ещё большую яркость.– Что ж, дорогая, до свиданья. Заезжайте рассказать, чем всё кончилось. Я ведь знаю, – вы дьявольски отважны.– Я не уверена, что пойду к нему. До свиданья! – попрощаласьДжин.Она промчалась мимо палаты общин, кипя от злости. Темперамент так сильно увлекал её в сторону непосредственных действий, что светская мудрость Флёр лишь привела её в раздражение. Однако ясно, что отправиться к Уилфриду Дезерту и сказать: "Уйдите и оставьте мою золовку", – совсем не так просто, как казалось вначале. Тем не менее Джин доехала до Пэл-Мэл, оставила машину на стоянке у Партенеума и пешком вышла на Пикадилли. Встречные, в особенности мужчины, оборачивались и смотрели ей вслед, поражённые её грацией, гибкостью и цветом лица, которое словно светилось. Джин понятия не имела о Корк-стрит и знала только, что это по соседству с Бонд-стрит. Когда она всё-таки добралась туда, ей пришлось промерить улицу из конца в конец, прежде чем она обнаружила картинную галерею. "Его квартира, видимо, в подъезде напротив", – решила она, вошла и в нерешительности остановилась перед дверью без таблички с фамилией. Вслед за ней поднялся мужчина с собакой на поводке и остановился рядом с Джин:– Чем могу служить, мисс?– Я миссис Хьюберт Черрел. Здесь живёт мистер Дезерт?– Да, мэм, но я не уверен, может ли он вас принять. Фош, к ноге! Ты умный пёс! Если вы подождёте минутку, я выясню.Минутой позже, решительно глотнув воздух, она предстала перед Дезертом. "В конце концов, не страшнее же он приходского комитета, когда из того нужно выколачивать деньги", – подумала Джин.Уилфрид стоял у окна. Лицо его выразило недоумение.– Я – невестка Динни, – представилась Джин. – Прошу прощенья, что беспокою, но мне хотелось увидеться с вами.Уилфрид поклонился.– Фош, ко мне! Спаниель, обнюхивавший юбку Джин, повиновался только после второго окрика. Он лизнул Уилфриду руку и уселся за его спиной. Джин вспыхнула.– Это страшное нахальство с моей стороны, но я надеялась, что вы не обидитесь. Мы на днях вернулись из Судана.Взгляд Уилфрида остался, как прежде, ироническим, а ирония всегда выводила Джин из равновесия. Она запнулась и выдавила:– Динни никогда не бывала на Востоке.Уилфрид снова поклонился. Дело оборачивалось серьёзно, – это не заседание приходского комитета.– Не соблаговолите ли присесть? – предложил он.– О нет, благодарю вас, я на минутку. Видите ли, я хотела сказать, что Динни пока ещё не представляет себе, какое значение приобретают там некоторые вещи.– Я, знаете ли, так вас и понял.– О! Наступило минутное молчание. Румянец Джин стул ярче, улыбка Уилфрида – ироничнее. Наконец он сказал:– Благодарю за визит. У вас ко мне ещё что-нибудь?– Н-нет… До свиданья!Спускаясь по лестнице, Джин острее, чем когда-либо в жизни, чувствовала себя маленькой и жалкой. Однако первый же мужчина, с которым она разминулась на улице, отскочил в сторону, потому что её взгляд тряхнул его, как электрический ток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80