– Смотрите! Ноготь черней, чем вчера. Он сойдёт, тётя?– Как тебя угораздило?– Прищемил, когда задвигал ящик. Я не плакал.– Кит, не смей хвастаться.Кит поднял на мать ясные глаза и доел яйцо.Полчаса спустя, когда Майкл разбирал почту, к нему в кабинет вошла Динни:– Ты занят, Майкл?– Нет, дорогая.– Что нужно этой газете? Почему она не оставит его в покое?– Потому что «Барса» расхватывают, как горячие пирожки. Что слышно об Уилфриде, Динни?– Я знаю, что у него был приступ малярии. Но где он сейчас и что с ним – неизвестно.Майкл посмотрел ей в лицо, на котором улыбка маскировала отчаяние, и нерешительно предложил:– Хочешь, я выясню?– Если я ему понадоблюсь, он знает, где меня найти.– Я схожу к Компсону Грайсу. С самим Уилфридом у меня не получается.Когда Динни ушла, Майкл наполовину расстроенный, наполовину обозлённый, долго сидел над письмами, на которые ещё не успел ответить. Бедная, милая Динни! Как ему не стыдно! Потом отодвинул письма и вышел.Контора Компсона Грайса помещалась неподалёку от Ковент-гарден, поскольку тот, по ещё не изученным причинам, оказывает притягательное действие на литературу. Когда к двенадцати Майкл добрался туда, молодой издатель сидел в единственной прилично обставленной комнате здания, держал в руках газетную вырезку и улыбался. Он встал навстречу Майклу и поздоровался:– Хелло, Монт! Видели это в "Фейз"?– Да.– Я послал вырезку Дезерту, а он сделал сверху надпись и возвратил её. Недурно, правда?Майкл прочёл строки, написанные Уилфридом:Когда ему хозяин скажет:"Пиль!" – он куснёт. "Ложись!" – он ляжет.– Значит, он в городе?– Полчаса назад ещё был.– Вы его видели?– С тех пор как вышла книжка – нет.Майкл пристально посмотрел на пригожее полноватое лицо Грайса:– Удовлетворены спросом?– Мы перевалили на сорок первую тысячу, и берут бойко.– Я полагаю, вам неизвестно, собирается ли Уилфрид обратно на Восток?– Понятия не имею.– Ему, наверно, тошно от этой истории.Компсон Грайс пожал плечами:– Много ли поэтов получали тысячу фунтов за сто страничек стихов?– За душу – не много, Грайс.– Он получит вторую тысячу ещё до окончания распродажи.– Я всегда считал опубликование «Барса» глупостью. Раз уж он на неё пошёл, я его поддерживал, но это была роковая ошибка.– Не согласен.– Естественно. Поэма сделала вам репутацию.– Смейтесь сколько угодно, – возразил Грайс с некоторым пафосом, – но если бы он не хотел её печатать, то бы не прислал её мне. Я не сторож ближнему моему. То, что эта штука вызвала сенсацию, к делу не относится.Майкл вздохнул.– Конечно, не относится. Но для него это не шутка, а вопрос всей жизни.– Опять-таки не согласен. Всё началось с того, что он отрёкся, спасая свою шкуру. А то, что последовало, – только возмездие, которое к тому же обернулось для него изрядной выгодой. Его имя стало известно тысячам людей, слыхом о нём не слыхивавших до "Барса".– Да, – задумчиво согласился Майкл. – Вы правы. Ничто так не способствует популярности, как нападки газет. Грайс, можете вы кое-что сделать для меня? Найдите предлог и выясните намерения Уилфрида. Мне это очень важно, но я ввязался в одно дело, касающееся его, и не могу пойти сам.– Гм-м! – протянул Грайс. – Он кусается.Майкл ухмыльнулся:– Не укусит же он своего благодетеля! Я серьёзно спрашиваю: выясните?– Попробую. Между прочим, я только что издал книжку одного Франко-канадца. Послать вам экземпляр? Вашей жене понравится."И она будет говорить про неё", – мысленно прибавил он, откинул назад гладкие чёрные волосы и протянул руку. Майкл пожал её несколько горячее, чем ему втайне хотелось, и ушёл."В конце концов для Грайса это – только дело. Уилфрид ему никто! В наше время надо хвататься за всё, что бог ни пошлёт", – решил он и погрузился в размышления о том, что заставляет публику покупать книжку, не имеющую касательства к вопросам пола, скандальным воспоминаниям или убийствам. Империя? Престиж англичанина? В них Майкл не верил. Нет, она раскупается потому, что связана с непреходящим интересом, который всегда пробуждается в связи с вопросом: как далеко может зайти человек, желая спасти свою жизнь и не погубить то, что принято называть душой. Другими словами, книга расхватывается благодаря тому ничтожному обстоятельству, – по мнению известных кругов, давно ставшему пустым звуком, – которое именуется совестью. Дилемма, поставленная поэтом перед совестью каждого читателя, такова, что от неё легко не отмахнёшься; а так как сам автор лично столкнулся с нею, читатель неизбежно приходит к выводу, что и он в любой момент может стать лицом к лицу с какой-нибудь страшной альтернативой. А как он, бедняга, тогда поступит? И Майкла охватил один из тех приступов сочувствия и даже уважения к публике, которые частенько накатывали на него и за которые его более разумные друзья называли Монта не иначе, как "бедный Майкл".Предаваясь таким размышлениям, он добрался до своего крошечного кабинета в палате общин и сел составлять частный билль об охране некоторых красот природы, но ему вскоре подали карточку:Генерал сэр Конуэй Черрел.Можешь принять меня?Майкл надписал: "Буду счастлив, сэр", – отдал карточку служителю и встал. Он знал отца Динни меньше, остальных своих дядей и поэтому ожидал его не без трепета.Генерал вошёл и объявил:– У тебя здесь настоящий садок для кроликов.Он держался профессионально твёрдо и подтянуто, но лицо у него было усталое и встревоженное.– К счастью, мы их тут не разводим, дядя Кон.Генерал усмехнулся:– Да, действительно. Надеюсь, Я тебе не помешал? Я по поводу Динни. Она все у вас?– Да, сэр.Генерал поколебался, потом сложил обе руки на набалдашнике трости и спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80