Она помогала людям. Она приняла мой дар света и создавала картины, которые открывали двери воображения для других.
– А закончила калекой, прикованной к койке, которая ложку до рта донести не может! И много ей теперь проку от ее расчудесных друзей и распрекрасной жизни? Ты не думаешь, что этим ее друзьям надоест с ней возиться и они потихоньку слиняют из ее жизни?
– Ты полагаешь, ее нынешнее состояние было предопределено с самого начала? – спрашивает женщина. – По-твоему, своей жизнью она заслужила то, что с ней случилось?
– А ты как думаешь?
– Это был несчастный случай. Ни больше, ни меньше. Такое может произойти с каждым из нас.
– Только вот с такими, как ты, что-то не происходит, а? Вы порхаете по жизни, а остальные ковыляют, пачкаясь в вашем дерьме.
Грозовая туча уже давно собирается в ее глазах, только мне плевать. Что она мне сделает? Убьет? Я там уже побывала. Черт возьми, я уже все худшее перепробовала. Нечем ей меня напугать.
Вот мы и стоим, играем в гляделки, и, пожалуй, в ее глазах за яростью прячется капелька грусти обо мне, но это не помешает ей обойтись со мной так, как стоящие наверху всегда обходятся с копающимися в грязи.
– Я не могу забрать обратно подаренный мною свет, – говорит она, – но Анимандег не единственный, кто умеет закрывать двери.
– Кто-кто?
Она шагает ко мне и, прежде чем я успеваю попятиться, складывает пальцы «козой». Знак дьявола или что-то в этом роде. Только когда она тычет этими двумя пальцами мне в лоб, в голове у меня что-то щелкает вроде электрического разряда. Я отталкиваю ее руку, выхватываю выкидушку и нажимаю кнопку. Щелкнув, выскакивает лезвие.
– Тронь еще, – предупреждаю я, – и останешься без руки.
Но она не двигается, только буравит меня своими темными глазищами.
– Теперь, когда ты покинешь страну снов, – говорит она мне, – возврата уже не будет.
– А я, может, и не собираюсь ее покидать.
– Может быть, – соглашается она. – Но если ты захочешь остаться, лучше постарайся помириться со всеми, кого обидела.
– Если у кого и был на меня зуб, так все они уже покойники.
Хотя, надо думать, здесь смерть не совсем то же самое, что в мире, откуда я пришла. Иначе я здесь не стояла бы, верно? Правда…
– Да, – говорит она, – они мертвы. Но у них есть родичи. И друзья – знаешь, такие люди, как у твоей сестры, над которыми ты смеешься.
– Эй, матрона, я знаю, что такое друзья.
Но она только качает головой и исчезает. Шаг в сторону – и ее нет. Черт ее знает, куда подевалась. Я обшариваю место, где она стояла, заглядываю под каждый корень, но ее нет. Ни следа. А как мне отсюда выбраться, неизвестно.
– Провались ты! – ору я, и мне плевать, слышит она меня или нет.
Стою одна под этими проклятыми чудовищными деревьями и ору, пока не осознаю, что уже не стою, а лежу на спине с закрытыми глазами. Пытаюсь еще раз выкрикнуть: «Провались!» – но получается только слабый шепот.
Открываю глаза и узнаю место. Тот самый узкий овраг, где я оставила сестру. Где умерла Рози.
Я осторожно приподнимаюсь и вижу сестру, а рядом с ней маленького нелепого паренька, вроде как помесь продвинутого хакера и «шестерки», какие снуют на базарах. Оба, похоже, занимались тем, что складывали в кучу здоровенные булыжники, но сейчас бросили работу и уставились на меня. Паренек вроде бы с любопытством. А сестрица выглядит одновременно счастливой и перепуганной, и, надо думать, и то и другое из-за меня.
– Рэйлин, – шепчет она.
Я встаю. Вроде бы меня должно шатать, но ничего подобного. Я чувствую себя точь-в-точь прежней, если не считать, что успела умереть и вернуться, а Рози так и осталась мертвой.
В овраге никого, кроме них двоих и меня.
– Где она? – спрашиваю я. – Что вы сделали с Рози?
– Мы… насыпали над ней курган, – говорит моя сестра.
– Курган?
И тут до меня доходит. Эта груда булыжников, с которой они возились, – под ними Рози. На меня накатывает волна чистой горечи, я отшвыриваю ее обратно, держусь. Так же, как после смерти Гектора, так же, как в тюрьме. Никому нельзя показывать своей слабости.
Но чтоб ее…
– Мы… мы хотели почтить ее… – бормочет моя сестра и выглядит при этом не слишком уверенной в себе. – Чтоб никто не потревожил ее тела.
Пелена красной ярости, которую она каждый раз вызывает во мне, застилает глаза и тут же рвется. Исчезает, оставив на память о себе легкое головокружение. Какой бы дрянной ни была моя жизнь, не сестру надо в этом винить. Наверно, я всегда это понимала, только признавать не хотела.
– Хорошо сделали, – говорю я им.
Хотела бы я знать, куда девать руки. Помявшись, запихиваю их в карманы. Джиллиан Мэй поворачивается к типу, стоящему рядом с ней, и что-то тихо говорит ему. Мне не слышно, но догадаться нетрудно, поскольку этот малый кивает и, бросив на меня еще один любопытный взгляд, скрывается в лесу. Надо думать, она решила наедине закончить разговор, прерванный выстрелом, чтоб никого между нами не было.
Я смотрю на кучу камней, которая погребла под собой Рози.
Только она, я и призрак Рози.
Ладно. Переживу. Все, что угодно, лишь бы перестать думать, что, может быть, все-таки я сама, черт меня побери, виновата в том, как для меня все сложилось. В голове у меня хватает горестей и обид, но впервые мне не мешает думать торчащий там обвиняющий перст, который указывает на кого-то другого.
Я подхожу туда, где она меня ждет, и разглядываю ее. На ней, как и на мне, возраст не оставил заметного следа. Черт побери, ей больше двадцати и не дашь.
Я усаживаюсь на большой, вросший в землю камень, с которого мне виден весь овраг, что вьется между холмами, теряясь среди скал и зарослей кедровника, а груду камней, наваленных над моей бедной Рози, оставляю за спиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165