Вы, видно, спутали меня с сестрой.
Он с минуту изучает меня и кивает:
– Простите. Уж очень вы похожи.
– Да, говорят.
– Уильям Кемпер. – Он протягивает мне руку.
– Рэйлин, – отвечаю я и пожимаю ее.
– Так чем могу служить?
– Ну, я голодна и пить хочу, и комната на ночь не помешала бы.
– Все есть.
– Как положено в гостинице, – говорю я.
– Такая уж наша работа.
– Одна беда: у меня нет с собой ничего такого, что могло бы сойти за деньги.
Он улыбается:
– А что есть?
Я обдумывала этот вопрос с тех пор, как разглядела с опушки леса гостиницу на горе, и решила для начала предложить сигареты Рози. Если не пройдет, возьмусь мыть им посуду или еще что-нибудь делать. Из представляющих какую-то ценность вещей у меня, кроме курева, только пистолет, а он мне самой нужен.
Так что я встаю с табуретки, вытаскиваю пачку сигарет и кладу перед ним на стойку. И зарабатываю очень странный взгляд.
– У нас здесь табаком не расплачиваются, – говорит он.
– Ну, я, в общем, и не думала, что они дорого стоят, но попробовать-то надо было.
Он качает головой и подталкивает пачку ко мне.
– Не в том дело. Табак священен. Через него можно говорить со старыми духами.
Я задумчиво разглядываю хозяина и снова подталкиваю сигареты на его сторону стойки.
– Ну, тогда берите в подарок, – говорю я. – Считайте, дарю вам карточку на несколько минут бесплатных переговоров с духами.
– В подарок… – повторяет он, и голос у него такой тихий, будто между нами что-то важное происходит.
– Ну конечно, – говорю я, – а почему бы и нет? Сама я не курю. – Порывшись в кармане, вытаскиваю несколько монет и бумажек. – Это здесь не сойдет за валюту?
Он даже не смотрит на деньги, берет пачку сигарет и прячет в карман.
– Заказывайте что угодно, – говорит, – обед, напитки, комнату – все за счет заведения.
– Разыгрываете, да?
Он качает головой:
– Я в большом долгу перед вами за подаренный табак.
– Ничего подобного, – говорю я ему. – Я его просто так отдала, безо всяких условий. Я расплачусь, если только у меня найдется что-нибудь ценное для вас. А если нет, отработаю.
Но он все качает головой:
– Я в долгу именно потому, что дар принесен по доброй воле.
Я таращусь на него, все ищу, в чем тут шутка. Но он вроде бы совершенно серьезен.
– Ладно, – говорю я, – премного вам обязана. Мне бы попить и что-нибудь съесть, а потом в постель.
– Пива? – спрашивает он.
– А чего-нибудь безалкогольного нет?
– Чай, кофе, вода, содовая…
– Кофе было бы здорово.
– Сейчас будет, – обещает он.
Я так и застреваю в этой гостинице. В первый вечер выпиваю кофе, съедаю хлеб и жаркое, поданные Уильямом, ухожу в комнату, которую он мне показал, и отключаюсь, как лампочка. Не успела лечь – и меня нет. Ни снов, ничего. Я просто отсутствую, а потом настает утро, и я просыпаюсь.
Спустившись вниз, застаю только горсточку… о черт, даже не знаешь, как и назвать эту мешанину людей и неизвестно кого. Существ, скажем так. У окна устроилась парочка: скользкие на вид, темнокожие и мокрые, облеплены водорослями; вода капает с них и натекает лужицами на полу. За столом ближе к середине сидит тип, который вполне сошел бы за банкира или брокера, не будь на нем сандалий и одежки из кожи, перехваченной ремнем, с прицепленным спереди не то мешочком, не то кошелем. По соседству с ним – женщина с козьей головой и пара хихикающих не знаю кого: ростом – ярд без кепки и сидят прямо на столе – такие малявки, что со скамейки им не дотянуться. Вроде маленьких девчонок с крылышками, только глаза очень уж старые. На меня взглянули мельком и больше внимания не обращают.
В общем, подхожу я к стойке, и Уильям подает мне кофе и настоящий завтрак – сосиски, яичница, картошка, кукуруза, какое-то пюре и тосты, щедро намазанные маслом. За едой я соображаю, чем могу пригодиться: посуду помыть или подмести, или еще что, но Уильям и слышать об этом не хочет. Я пытаюсь ему объяснить, что не люблю ничего даром брать, потому что при этом чувствуешь себя кому-то обязанной, но он только и говорит, что теперь уж вроде как поздновато об этом думать.
Так что я провожу день, разгуливая по холму вокруг гостиницы, в голове полно мыслей, и ни одной толковой. Как тогда, в тюряге. Надо переждать, пока все уляжется, а потом уж думать. Вечером мне подают ужин, после чего я сижу в уголке, прихлебываю чаек и разглядываю пестрое собрание. Что я заметила: не считая тех девчушек-хохотушек с крылышками, у всех вытянутые физиономии, и особого веселья что-то не заметно. Я спрашиваю Уильяма, с чего такая тоска, и он мне объясняет, что означает название его гостиницы. Сюда стекается народ, от которого отвернулась удача. Наверно, потому я здесь и чувствую себя как дома.
Я дожидаюсь, пока все разойдутся и останемся только мы с Уильямом. Ни о чем больше не спрашиваю, а просто начинаю протирать столы, а потом и пол. Он пытается меня отговорить, но я гляжу на него, будто я иммигрантка и ни слова из его языка не понимаю.
– Не слышу, что вы там говорите, – бормочу.
Он делает еще пару попыток и оставляет меня в покое.
Так и проходит время: не знаю уж сколько. Больше нескольких дней – это точно, но меньше чем пара недель. Никто меня особенно не замечает, и я ни с кем не разговариваю, кроме Уильяма, да и с ним мы ничего важного не обсуждаем. Пару раз я примечаю, как из угла за мной наблюдает один из тех собакоголовых, но я никого не убиваю, и они ко мне не вяжутся, так что тут все в порядке.
А потом как-то вечером входит этакий красавчик из тех, которые всюду держатся как хозяева, будто всех купили. Волосы ото лба назад зачесаны, и синие глаза за такими длиннющими ресницами, каких я в жизни у мужчины не видела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165