— Вообще-то он говорил, что к вам кто-то ночью приставал. Ну так вот он, значит, не хочет, чтобы вам боязно было — вы женщина, да одна, ну и всякое такое.Виктория натянуто улыбнулась — упрек был заслуженным.— Так мы идем или нет? Я умираю с голоду.— Может, вам надобно вещи какие вниз снести, миледи?Виктория хотела было возразить, что она не «миледи» и вообще ничья леди, но у нее уже не осталось никаких сил для пререканий. Роберт скорее всего уже сообщил слуге, что они с ней все равно что муж и жена.— Нет, — ответила она. — Если вы помните, его светлость не дал мне достаточно времени на сборы. Макдугал кивнул.— Что ж, нет так нет.Она сделала пару шагов к двери и тут вдруг вспомнила про ночную рубашку, которая осталась лежать на постели в ее комнате. Надо бы бросить ее там, где она лежит, мстительно подумала Виктория. И почему она до сих пор не разорвала ее на клочки? Странно, но этот искусно выкроенный кусочек темно-голубого шелка каким-то образом успокаивал и утешал, и ей не хотелось с ним расставаться.Да если она и оставит рубашку, трезво рассудила Виктория, Роберт наверняка про нее вспомнит и все равно заберет с собой.— Одну минуточку, мистер Макдугал, — сказала она, метнувшись в соседнюю комнату. Скрутив рубашку, она сунула ее под мышку.Макдугал и Виктория спустились вниз по лестнице. Шотландец провел ее в маленькую уединенную комнату, где, как он заявил, Роберт к ней вскоре присоединится. Виктория, к удивлению своему, обнаружила, что ужасно хочет есть, и прижала руку к животу, тщетно пытаясь заставить его не урчать. Правила хорошего тона требовали, чтобы она подождала Роберта, но вряд ли книги по этикету могли посоветовать, как себя вести в том весьма необычном положении пленницы, в каком она пребывала уже второй день.Виктория подождала минуту-другую и, как только ее живот в третий раз напомнил о себе, решила забыть о хороших манерах и потянулась к тарелке с тостами.После тостов, двух яиц и огромного куска пирога с почками, она услышала скрип открываемой двери и голос Роберта:— Приятного аппетита.Она подняла глаза от тарелки. Вид у него был дружелюбный, любезный и до невозможности жизнерадостный. Викторию охватили смутные подозрения. Тот ли это человек, который вчера ночью силой выдворил ее из своей комнаты?— Умираю от голода, — объявил Роберт. — Как тебе завтрак? Вкусно?Виктория запила чаем очередной кусок пирога.— С чего это ты так любезен со мной?— А ты мне нравишься.— Вчера ты меня терпеть не мог, — пробормотала она.— Вчера я, скажем так, заблуждался.— Заблуждался? Значит, за последние десять часов на тебя снизошло просветление?Он хитро поглядел на нее.— Именно так.Виктория аккуратно опустила чашку на блюдечко и с расстановкой сказала:— Может, ты соблаговолишь поделиться со мной, что явилось причиной столь неожиданного просветления?Какое-то мгновение он внимательно смотрел ей в глаза, потом сказал:— Будь так любезна, передай мне кусочек пирога.Виктория схватила тарелку с пирогом и отодвинула ее на другой конец стола.— Не передам, пока не ответишь.Он усмехнулся.— Нечестно играете, моя леди.— Я не твоя леди, и я хочу знать, почему это ты такой веселый. По правде говоря, тебе бы следовало рычать на меня с пеной у рта.— По правде говоря? Ага, так ты признаешь, что я имел полное право на тебя сердиться?— Нет! — Слово это далось ей не так легко, как она бы того хотела.Он пожал плечами.— Впрочем, это не важно, поскольку я больше не сержусь.Виктория оторопело уставилась на него.Воспользовавшись ее замешательством, Роберт добрался до тарелки с пирогом.— Ну что, я заслужил кусочек?Виктория моргнула несколько раз и закрыла рот. Фыркнув, она уткнулась в свою тарелку. А потом в течение последующих десяти минут наблюдала за тем, как он поглощает свой завтрак.Дорога от Фэвершема до Рэмсгейта заняла бы добрых полдня, но не прошло и часа, как на лице Роберта появилось выражение «ах какая потрясающая идея», и он заколотил в переднюю стенку кареты, призывая Макдугала остановиться.Экипаж встал, и Роберт резво спрыгнул с подножки с сияющим видом, продолжая радоваться неизвестно чему, что уже начало несколько раздражать Викторию. Он обменялся несколькими фразами с Макдугалом и вернулся в карету.— Ну, и что все это значит? — хмуро спросила Виктория.— Я приготовил тебе сюрприз.— — Наверное, я начну скоро вздрагивать при слове «сюрприз», — пробурчала она.— Да ну же, Виктория, признайся, что я внес в твою жизнь некоторое разнообразие. Она насмешливо хмыкнула:— Что ж, если похищение рассматривать как нечто, вносящее некоторое разнообразие, тогда, возможно, вы и правы, милорд.— Мне больше нравится, когда ты зовешь меня просто Роберт.— Сожалею, но я не собираюсь делать только .так, как тебе нравится. Он улыбнулся:— Спорить с тобой мне тоже нравится. Виктория подбоченилась. Ему нравятся ее колкости и насмешки? Так она ему и поверила! Виктория выглянула в окно и увидела, что Макдугал свернул с кентерберийской дороги. Она снова повернулась к Роберту.— Куда мы едем? Ты, кажется, говорил, что мы направляемся в Рэмсгейт.— Именно туда мы и направляемся. Просто по дороге мы завернем в Уитстебл.— Уитстебл? Зачем это?Он чуть подался к ней и заговорщически улыбнулся:— Устрицы.— Устрицы?— Самые лучшие в мире.— Роберт, не хочу я никаких устриц. Прошу тебя, отвези меня прямо в Рэмсгейт. Он вскинул брови.— Не знал, что тебе так не терпится насладиться уединением вместе со мной. Я бы приказал Макдугалу гнать лошадей во весь опор до самого Рэмсгейта.Виктория чуть не подскочила на месте от досады.— Я вовсе не это имела в виду, и тебе прекрасно это известно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90