Ну как?
– Я не могу… в смысле… пью таблетки… болеутоляющие.
– А… таблетки… – Казалось, он и про таблетки все знает. – Мне пора, – сказал он. – Всего хорошего.
Сойдя с поезда, я встретил таксиста, которого знал всю жизнь. Он спросил:
– Налегке путешествуешь?
– Багаж прибудет машиной.
– Мудро.
Если вы умеете врать, не меняясь в лице, вы человек особенный. Таксисты, ясное дело, давно научились разбираться в людях.
Я смотрел на Эйр-сквер, и с каждого угла меня манили к себе пивнушки. Туристы с рюкзаками сновали взад-вперед в поисках «Нирваны», дешевого мотеля. В южном конце собрались молодые пьянчуги в полном составе. Поскольку некому было мне это сказать, я сказал сам:
– Добро пожаловать домой.
Мертвые
Входя в пивную «У Грогана» я одновременно ощущал страх и адреналин в крови. Стоящий за стойкой Шон меня не узнал. Я сказал:
– Шон.
– Бог мой, Пресвятая Богородица, явление Христа народу!
Он вышел из-за стойки и спросил:
– Господи, да где ты пропадал? Вся страна тебя разыскивает. Садись, садись, принесу тебе что всегда.
– Шон, выпивки не надо… только кофе.
– Ты серьезно?
– Увы.
– Молодец.
Понимаете, сразу становится ясно, что твои дела плохи, если трактирщик радуется, что ты не пьешь. Я уселся, чувствуя легкость в голове.
Шон вернулся с кофе.
– Я налил тебе туда молока, чтобы у него был не такой сиротский вид.
Я попробовал кофе.
– Господи, как вкусно!
Он хлопнул в ладоши, как развеселившийся ребенок, и сказал:
– Это настоящий кофе. Обычно я наливаю тебе, что осталось, но сейчас…
– Замечательный кофе, лучше не бывает.
– Давай рассказывай.
Ничто не останавливает беседу так успешно, как подобная просьба. Пропадает всякое желание говорить. Но он продолжил:
– Эта женщина, Энн. Каждый день заходила, все время звонила… а Саттон меня едва с ума не свел. Почему ты не позвонил?
– Не мог.
– А, понятно.
Шон вернулся с кофе.
– Я налил тебе туда молока, чтобы он не выглядел таким голым. – Но ему ничего не было понятно. Он встал. – Всему свое время. Я рад, что ты в порядке.
Через некоторое время я решил попытаться найти Саттона. Что оказалось совсем просто. Он торчал в баре в «Скеффе». Он и глазом не моргнул, только спросил:
– Где пропадал?
– Вильнул в сторону.
– Тебе идет борода – делает тебя еще страшнее. Пива или виски?
– Колу.
– Пусть будет кола. Бармен!
Саттон взял новую кружку пива и кока-колу и отнес все на столик у окна. Мы сели, и он чокнулся кружкой с бутылкой воды.
– Будем здоровы.
– Будем здоровы.
– Значит, «Баллинсло»?
– Ага.
– Доктор Ли все еще там работает?
– Обязательно.
– Приличный мужик.
– Да, мне он тоже нравится.
Саттон поднял кружку, всмотрелся в нее на просвет, сказал:
– Сам туда дважды попадал. Когда первый раз вышел, сразу надрался.
– В первой же забегаловке?
Он засмеялся, но как-то грустно.
– Ну да, обслуга в том баре уже приспособилась, скажу я тебе. Ветераны, которые обслуживают постоянных возвращенцев. Там не пошалишь. Больница посылает туда своих ребят перед закрытием. Если ты там, считай, тебя поймали на месте преступления. – Он выпил полкружки. – Во второй раз я продержался два дня. Мучился ужасно. И можешь представить, как я оторвался, попав в бар.
– А сейчас?
– Сам видишь. Я пью, но тормоза у меня в порядке.
– И срабатывают?
– Мать твою, нет, конечно.
Я пошел, чтобы взять ему еще кружку. Глаза опустил.
– Еще колы? – спросил бармен.
– Лучше я перережу себе вены.
Бармена мое замечание ужасно развеселило. Вернувшись к Саттону, я рассказал ему о своем пухлом бумажнике.
– Ты ведь исчез двенадцать дней назад, так? Я смутно помню, что в тот день прикончили торговца наркотиками.
– Что?
– Ну да, какого-то панка. Около моста Сэлмон-Уэир. Измордовали всласть, стащили серьги. Полицейские были в полном восторге. – Он посмотрел на мою заново перебинтованную руку. – Гммм… – Потом взглянул мне в лицо. – А почему ты не спрашиваешь о мистере Форде, недавно усопшем педофиле?
– Надеялся, мне это приснилось.
– Не волнуйся, приятель. Вердикт: смерть в результате несчастного случая. Я был на похоронах.
– Шутишь.
– Почти никто не пришел.
Я не знал, что сказать. Саттон похлопал меня по плечу.
– Невелика потеря, черт побери.
???
Домой я пришел около восьми. Квартира показалась мне холодной и заброшенной. Я включил телефон и позвонил Энн. Она сразу меня узнала.
– Ох, слава богу! Джек… ты в порядке?
– Да, все нормально… Мне надо было уехать… Мне нужно было время…
– Но ты вернулся.
– Да.
– Чудесно. Я ставила за тебя свечку.
– Видит Бог, мне это было очень нужно.
Она засмеялась, и напряжение ушло. Мы договорились встретиться и пообедать на следующий день. Положив трубку, я задумался: почему я не сказал, что теперь стал трезвенником. Не то чтобы трезвенником, но не пью. Огромная разница. Если трезвость – норма жизни, то мне еще идти и идти. Я ничего не сказал, потому что не был уверен, буду ли трезвым, когда мы с ней встретимся.
От кока-колы у меня ужасно разболелась голова, но это можно пережить. Труднее было справиться с внутренним беспокойством.
Я посмотрел какую-то дрянь по телевизору и в одиннадцать лег спать.
В кровати я долго вертелся и крутился, но не смог вспомнить лица педофила, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
Тихо покачай меня
Бывают сны под фонограмму? Как в кошмарах, когда кажется, что надрываются тяжелые металлисты. Я спал, и мне казалось, что где-то играют нежные мелодии Южной Калифорнии. Мне снился отец. Я совсем еще маленький, держусь за его руку на Эйр-сквер. Проходит автобус, и я неожиданно понимаю, что могу прочесть… Я громко читаю рекламу вслух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43