– Ну вот, теперь вы в курсе моих политических симпатий. Потом пошла позвать Тома. А он уже умер. Лежал холодный, а я тем временем объедалась.
Я понятия не имел, как реагировать. Хотя иногда люди, о чем-то рассказывая, не ждут ответа, им просто хочется, чтобы их услышали.
Потом она добавила:
– Иногда хочется сосисок. От «Маккэмбриджа». У них они особые. – Она взяла себя в руки, лицо приняло обычное выражение. – У вас не найдется пять минут для меня? Хочу спросить вас кое о чем.
– Конечно, когда прикажете.
– Хорошо. Я закрываю бар около одиннадцати. Можем выпить по рюмочке на сон грядущий.
Бар! Господи, да под самым носом!
Бывает же такое.
Я сказал:
– С удовольствием.
– Благослови вас Господь, мистер Тейлор!
Выйдя на улицу, я подумал, чем бы заняться, и решил найти Пэдрига. Его конверт прожигал дыру в моем кармане. Эти коричневые конверты заставляли меня чувствовать себя маленьким правителем.
Двинулся к «Нестору». Часовой был на месте, но я к нему не подошел. Бармен кивнул, и я спросил:
– Кофе варите?
Он поднял кружку и ответил:
– А как же!..
Сел на жесткий стул. На столике лежали дневные газеты. Взял «Айриш индепендент». Для миссис Бейли, мне-то она зачем.
На первой полосе – история про мужика, у которого украли новую машину. Он жил в районе, где поселилось много беженцев. Позже, в тот же день, какой-то румын хотел отнять у него деньги. Мужик избил его до полусмерти. Выяснилось, что как раз этот парень, румын, «взял взаймы» его машину.
Бармен принес мне кофе и прокомментировал:
– Он потерял машину, но тот, другой парень, потерял свою родину.
Я положил газету на стол.
Он сказал:
– Новая Ирландия. Пройдет лет десять, и я буду подавать кофе румыно-ирландцам или афро-ирландцам.
– Все лучше, чем эти придурки пятидесятых.
– Это точно.
???
На Эйр-сквер я подошел к группе пьянчуг. Большинство пребывали в полубессознательном состоянии, сидели, кивая в такт воображаемому оркестру. В свое время я тоже слышал такую музыку.
Я спросил:
– Кто-нибудь видел Пэдрига?
Парень, судя по акценту, из Глазго ответил:
– Чево надоть, Джимми?
То есть: зачем он тебе?
– Я его друг.
Он посоветовался с коллегами. Встала женщина. Ее можно было бы показывать, чтобы наглядно объяснять смысл слова «расхристанный». Женщина прохрипела:
– Он в больнице.
– Что случилось?
– Автобус на него наехал.
У нее это прозвучало так, будто автобус специально целился в Пэдрига. Парень из Глазго сказал:
– Дал бы денежку, Джимми.
Я протянул ему несколько банкнот, в результате чего на меня посыпались благодарности, благословения и слюна. Видит Бог, именно это мне и было нужно.
Только потом я сообразил, что женщина говорила с американским акцентом. Братство пьяниц становилось интернациональным. Объединенные нации отчаяния.
В книжке Росса Макдональда нашел следующий перл:
Лицо ее казалось захватанным руками. Наверное, она не спала всю ночь. Американцы никогда не стареют – они умирают. По ее виноватым глазам было видно, что она это знает.
Я направился в больницу. Меня мучили дурные предчувствия.
???
Вот он – список, законченный мною.
Он наполнен ветром, наполнен спиртным.
Так позвольте мне подписать его с росчерком и закончить все печальным поцелуем, без которого не обойтись.
По дороге в больницу я купил
табак
папиросную бумагу
три пары теплых носков.
Пообщался с портье. Как водится, он всячески пытался мне помешать – по должности положено. Наконец я его уговорил. С помощью наличных.
Он сказал:
– Старый пьяница. Он в палате святого Джозефа. Получил свою последнюю дозу.
– Спасибо за участие.
– Чего?
Пэдрига я не узнал, и не только потому, что они его вымыли. Он весь скукожился.
– Как ты? – спросил я.
– Курить не разрешают.
– Козлы. Свернуть тебе сигаретку?
– Буду навечно у тебя в долгу. Я им тут не слишком нравлюсь. Мои братья на площади процветают?
– Все о тебе спрашивают.
Они его уже забыли. Он это знал. Скупо улыбнулся. Я поджег самокрутку и сунул ему в рот. От кашля грудь заходила ходуном, он прямо-таки плясал на кровати.
– Как я мечтал об этом! – сказал он. – Слушай, я ведь и не знаю, как тебя зовут.
– Джек.
– Тебе подходит. Очень забавно, ведь так же называется и мой любимый напиток. Лежа здесь без никотина и мучимый желанием выпить, я познал Бога. Мне кажется, как-то я слышал, что Он знает твое имя до того, как ты родишься. Ты когда-нибудь думал об этом?
Я осторожно огляделся. Люди нарочито избегали смотреть на нас. Похоже, пьянчуге объявили бойкот. Он начал трястись. Жара в палате была невыносимой. Я чувствовал, что у меня вспотела даже борода. В палате появился столик на колесах, который катил пожилой ублюдок по имени Руни.
Маленькая образина, сочащаяся ядом. Поговаривают, что даже мой отец, самый миролюбивый человек на свете, однажды устроил ему взбучку. Он раздал чай и окаменевшее печенье всем, кроме Пэдрига.
– Эй, Руни! – закричал я.
Он сделал вид, что не слышит, ускорил шаг и выкатил столик из палаты.
Холодная ярость.
В такой ярости можно и убить.
Слепая ярость.
Я догнал его около следующей палаты. Мерзкие глазки с вызовом взглянули на меня. Его табличка на халате придавала ему уверенности: «Мистер Руни». Во взгляде читалось:
Ты не посмеешь ко мне прикоснуться.
Во мне роста больше шести футов, да и вешу я килограмм восемьдесят. Голос низкий.
– Ты идешь в «травму»?
– Нет. Я иду… – И он начал перечислять святых, именами которых названы разные палаты.
– Ты окажешься в «травме» через пять минут, потому что я сломаю тебе левую руку.
– Ты что, Тейлор? Я тебе ничего не сделал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43