– У меня друг есть, Саттон. Он когда-то носил футболку с надписью:
ЕСЛИ ВЫСОКОМЕРИЕ – БОЖИЙ ДАР,
ОСТЕРЕГАЙСЯ СВЯЩЕННОГО ГОРОДА.
Энн не поняла и прямо сказала:
– Не понимаю.
– Ты и его не поймешь. Я и сам, наверное, его не понимаю.
Энн спросила, не хочу ли я зайти к ней домой, посмотреть, как она живет. Я ответил:
– Конечно.
Она жила в Ньюкасл-парк. Прямо рядом с больницей. От морга ведет проезд, он называется Путь к Мессе. Вряд ли я смог бы часто по нему ходить.
Дом оказался современным, светлым, чистым и удобным. Обжитым. Она сказала:
– Заварю чай.
Что и сделала. Она вернулась с подносом, на котором возвышалась куча бутербродов. Старомодных, настоящих, с хрустящим хлебом, толстым куском ветчины, маслом и помидором.
– Выглядит аппетитно, – заметил я.
– Я покупаю хлеб у Гриффина. Всегда свежий.
После второй чашки чая я сказал:
– Энн, мне надо с тобой поговорить.
– Ох, как зловеще звучит.
– Насчет расследования.
– Тебе нужны деньги? У меня есть еще.
– Сядь. Мне не нужны деньги. На меня тут… вроде с неба свалились, так что не волнуйся. Слушай, если я скажу, что человек, виновный в смерти Сары, умер, тебе этого будет достаточно?
– Что ты имеешь в виду? Действительно умер?
– Да.
Она встала.
– Но ведь никто не знает. Я что хочу сказать – все продолжают считать ее самоубийцей. Я не хочу, чтобы ее друзья и люди в школе так думали.
– Ладно.
– Ладно? Что это значит, Джек? Ты можешь доказать правду?
– Не знаю.
Это означало, что придется приняться за Плантера. Если бы она согласилась на мое предложение, я мог бы оставить его в покое.
Я так думаю.
Но Саттон точно не собирался снять его с крючка, так что, видимо, и у меня выбора не было.
???
У меня нет никаких моральных принципов.
Просто я живу с оголенными нервами.
Фрэнсис Бэкон
Позже мы легли в постель. Я ужасно нервничал. Признался:
– Наверное, я никогда не занимался любовью на трезвую голову.
– Поверь мне, будет только лучше.
Она оказалась права.
Около полуночи я оделся, а Энн спросила:
– Может, останешься?
– Пока нет.
– Ладно. – Она вылезла из постели и исчезла. Через несколько минут что-то принесла. – Я хочу, чтобы ты на это взглянул.
– Хорошо.
– Это дневник Сары. – И протянула мне книжечку в розовом кожаном переплете.
Я отшатнулся.
– Господи, Энн, я не могу.
– Почему?
– Не могу читать дневник молодой девушки. Это нехорошо.
– Но почему? Ты сможешь понять, какая она… какая она была. Пожалуйста.
– Господи, мне совсем не хочется это делать.
Не мог же я ей сказать, что ничто потащит меня к бутылке с такой силой, как это. Влезть в мысли молодой умершей девушки.
Энн все еще держала в руках дневник.
Я сказал:
– Попробую. Не обещаю, что смогу, но попытаюсь.
Она обняла меня, поцеловала в шею и прошептала:
– Спасибо, Джек.
По дороге домой мне казалось, что в моем кармане лежит бомба. Я подумал, не позвонить ли Кэти Б. и не попросить ли ее прочесть дневник. Но не мог же я вот так просто отдать его в чужие руки. Энн никогда не согласилась бы. Матерясь как последний биндюжник, я ускорил шаг и через десять минут был дома. Сунул розовую книжечку под кровать, чтобы не наткнуться на нее взглядом сразу же, как продеру глаза утром. О том, чтобы читать его ночью, не могло быть и речи.
???
На следующее утро я принял душ, накофеинился и стал вышагивать по комнате. Затем решился.
Обложка была довольно потрепанной. Им часто пользовались.
На первой странице стояло:
Этот дневник – собственность
Сары Хендерсон,
поэта,
Ирландия.
Это ЛИЧНАЯ собственность!
Так что не подглядывай, мам!
Господи, все оказалось еще хуже, чем я думал.
Я закрыл глаза, выбросил все мысли из головы и начал все с начала. Многие записи были предсказуемы. Школа, друзья, музыка, шмотки, диеты, влюбленности.
Но постоянно попадалось и такое:
Мама обещала подарить мне мобильник на Рождество.
Она ЛУЧШЕ ВСЕХ!
Мне хотелось кричать.
Дошел до того места, где она начала описывать свою работу у Плантера.
Мистер Форд такой неприятный.
Девушки смеются над ним за его спиной.
Он такой странный.
Затем тон меняется.
Барт спросил, хочу я, чтобы он подвез меня домой.
Он потрясающий.
Мне никто никогда еще так не нравился.
Затем Барт… только имя… или сердечко с именами Барт и Сара, и так на многих страницах.
Последняя запись:
Я не могу дальше вести этот дневник.
Барт говорит, это только для детей.
Он пообещал подарить мне золотой браслет, если я пойду на вечеринку в пятницу.
Я взял трубку и позвонил Кэти. Она сказала:
– Где, черт возьми, ты был?
– Под прикрытием.
– Как же, поверила я тебе.
– И правильно сделала бы.
– Чего-нибудь хочешь?
– Пустяк.
– Валяй.
– Когда ты занималась Плантером, ты вела записи?
– Конечно.
– Молодец. Как его зовут?
– Дай-ка взгляну. – Затем: – Вот тут должно быть… сейчас… ага!.. Барт… оломео.
– Блеск!
– Подожди, не вешай трубку. Я тут буду выступать.
– Замечательно. Когда?
– В эту субботу. В «Ройзине». Придешь?
– Обязательно. Могу я кого-нибудь с собой захватить?
– Да хоть сотню.
???
Ты присматривался – весь апрель с большим терпением, называемым… силой духа.
В «Ройзине», как правило, происходили все музыкальные события. Здесь до сих пор умудрились сохранить атмосферу интимности. Скорее, от тесноты. На Энн была короткая кожаная куртка и выцветшие джинсы, волосы стянуты в пучок на затылке.
Я сказал:
– Как раз для таких представлений.
– Нормально?
– Блеск.
Я предпочел черное. Рубашка и брюки одного цвета.
Энн хмыкнула:
– Ты похож на избалованного священника?
– Капризного?
– Нет, избалованного в смысле… испорченного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43