Ехали на мотоцикле Прохора. По дороге попросил свернуть в степь. Если решил поговорить, думал домла, то надо говорить, имея полное представление обо всех делах Атакузы. И правильно поступил. Стало ясно, Атакузы замыслил в степи грандиозное дело. И городок строился продуманно — удобный будет для жизни и красивый. И поля толково распланировал, обсадил деревьями против степных ветров. Хлопок уже начинал цвести... И перед Прозором не стыдно. Как бы ни ошибался племянник, а если глаза есть, смотри: работать этот раис умеет, мыслит широко! Одно все же огорчило домлу: дренажи строили не закрытые, уже проверенные жизнью, а прокладывали по старинке открытые канавы. Видно, экономили средства. И вот уже они во многих местах засыпаны песком, засолились. Правда, на полях у Атакузы белесые пятна выступили не везде. Зато в соседних совхозах земля местами совсем белая, будто припорошена легким снегом. Было очевидно, воды недостает, и берут для полива сильно засоленные воды из коллекторов. Надо бы приехать сюда вместе с Хайдаром, подумал домла, посмотрели бы вместе на эти поля, поговорили бы. Может, и отойдет у парня душа. В конце концов, не враги же они.
И так захотелось домле поскорее, не откладывая, поговорить с Атакузы, развеять все недоразумения, что еще по дороге решил: «Поеду прямо к нему домой». Но у двора племянника стояли машины,— видно, принимал гостей. Пришлось отложить разговор. Прохор подвез домлу к его дому, тут же простился и укатил, тарахтя прогоревшим глушителем мотоцикла. Потирая затекшие ноги, домла двинулся к калитке. Рядом, во дворе племянника, дружно, раскатисто захохотали. Ворота распахнулись, и оттуда вывалилась во главе с хозяином оживленная толпа гостей. Люди солидные, представительные, гладкие, лоснящиеся лица выражали довольство, губы блестели от плова. Атакузы вел под руку Джамала Бурибаева.
Нормурад-ата заторопился открыть калитку и никак не мог попасть ключом в замок. Ушей достиг дребезжащий, будто визг немазаных колес, смех Бурибаева:
— Такой грех не возьму на душу! Кхе-хе-хе! Буду, конечно, буду на свадьбе, раис!
— Вместе с супругой, Джамал Бурибаевич, обязательно! — гремел Атакузы.— А всякие суды-пересуды побоку, дорогой сват. Жизнь ведь! А в жизни чего только не бывает. Я дам телеграмму домле Мирабидову. Приезжайте вместе.
— Благодарю, Атакузы-ака, благодарю. Ну, будьте здоровы!
— Нет, нет, я провожу вас до города. Вовсе не потому, что вы начальник управления. Свата поеду провожать. Ха-ха-ха!..
Домла вдруг ощутил — как он устал! Еле доплелся до своей комнаты, бросился на диван...
Так было днем. А теперь вот — ночная гостья. Племянник и впрямь крутится вокруг этого Бурибаева, а тут еще Хайдар скандал устроил. Несчастная женщина!.. Домла грустно склонил голову, сказал:
— Да, да, я понимаю вас, доченька!
— Сват не считается с нами, и сын берет пример с отца. Вы сами видели, как будущий мой зять ведет себя, как унижает мою дочь,— жаловалась Фазилат.
Старик молчал. Пришло на память все, что слышал в последнее время про Атакузы Сам того не замечая, грустно качал головой: жалоба этой женщины и разговоры о ловкости и тяжелом характере раиса — одного корня ростки...
«Что же происходит с Атакузы, в самом деле? Когда, где растерял он простые человеческие чувства? Когда успел стать таким черствым, бессердечным?»
Фазилат, видно, по-своему поняла молчание домлы, заговорила с неожиданной твердостью, гордо:
— Не подумайте чего плохого про мою дочь! Она не против свадьбы. Просто... больно ей, больно...
«Напугал племянник беднягу. Сильно напугал! Зачем, с какой целью этот глупец старается нагнать страх на всех?»
Поглаживая пушистые завитки над ухом, Нормурад-ата встал.
— Что я могу обещать вам, доченька... Единственное, что в моих силах,— сказать про все Атакузы. И я скажу. Не бойтесь, от себя, своими словами скажу.
Фазилат тоже поднялась. Набрасывая на плечи кисейный платок, склонила голову:
— Спасибо вам за доброе слово. Хоть на душе полегчало... Домла проводил нежданную гостью до ворот. Рассвет был близок.
В кустах, в травах, в щелях стен — повсюду, как в степи, стрекотали сверчки. В арыках квакали лягушки, издалека доносился мирный шум воды, стекающей по мельничному желобу. Все вокруг погрузилось в грустную, трепетно-чуткую тишину. Человека еще не было слышно, и казалось, вся природа, от листьев деревьев и до густо рассыпанных по небу ярких белых звезд, бережно хранит эту светлую тишь... Лечит душу такая тишина, грустное мерцание звезд, запах цветов, прелых яблок, базилика и даже рев ослов не мешает, не тревожит покой. И сердце Нормурада-ата забилось ровнее. Природа будто бережной рукой осторожно огладила его, усмирила...
Домла медленно вернулся во двор, хотел было прилечь на сури под яблоней, и вдруг мир нарушился. За дувалом раздались быстрые беспорядочные шаги, с хрустом сломалась ветка и дробно застучали падающие на землю яблоки. Сквозь этот стук домла услышал женский голос:
— О аллах, сынок мой ненаглядный, что с тобой? Домла застыл — узнал голос Алии.
595
— Что же это с тобой случилось? Откройся родной матери! Ответил пьяный, надрывный вопль Хайдара:
— Не мучьте меня, мам! Ничего вы не знаете! Не знаете, и все!
— Да знаю я, знаю! Оставь ты лучше эту девушку! Бог с ней, с ее красотой! Другую найдешь! Смотри же, совсем измотался, жеребеночек мой!
— Нет, мама! Лучше мне умереть, не могу так жить! К черту все!..
— Что ты говоришь, сыночек, родной мой! Встань скорей, встань! Пойдем! Сердце кровью обливается. Пойдем, поспи, поспи, мой жеребеночек...
Хайдар грубо выругался, застонал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102