— Вот сидит Алияхон.
Вахид Мирабидов прикрыл глаза. Раскачиваясь всем телом в такт музыке, заиграл знаменитую «Рохат». Назокат-биби, хоть и отказывалась, не выдержала, чуть изогнув тонкие брови, будто не своей силой поднялась с места.
Вся кругленькая, пухленькая, поводя искусно подкрашенными глазами, щелкая короткими, унизанными золотом пальчиками, Назокат-биби поплыла по кругу. Да так легко и изящно, что Атакузы от восторга крикнул во весь голос:
— Яшанг! Да сбудутся все мечты ваши, Назокат-биби! Махбуба тоже умилилась — подбежала к матери, звонко чмокнула
ее в слегка нарумяненные щеки (нет, Назокат-биби не поддавалась летам!). Алия тоже хотела поддержать общее веселье. Она мягко улыбалась, но улыбка ее была почему-то вымученной, печальной. Шукуров всегда удивлялся жизнерадостности своих тещи и тестя. Как умели они отдаваться веселью! У него так не получалось, и этот недостаток он в себе знал. Оттого, наверно, и ценил такие качества в других. И сейчас, в эту минуту, он никак не мог приладиться к общему веселью. Одергивал себя, убеждал: он хозяин, они гости, им и веселиться — ничего не помогало. Слишком было заметно — с Атакузы что-то произошло. Что именно — Шукуров не мог понять. А тут еще намек на какую-то премию. Успел, хитрец, с тестем договориться. Неладное что-то во всем этом...
Мирабидов самозабвенно играл теперь легкую, быструю, как бег лани, «Лязги». Махбуба, прервав кружение, с громким смехом подбежала к Алии, потащила танцевать. Но тут из кухни позвали: «Махбуба-апа! Шашлык готов!» — и танец сразу расстроился.
Махбуба пригласила всех к столу у хауза. Над водой загорелись лампочки, струи фонтана вспыхнули разноцветной дугой. Атакузы, возбуждаясь все более и более, разливал «красавицам» шампанское, «джигитам» — коньяк. Вот он высоко поднял свою рюмку:
— Так давайте поднимем наши бокалы за то, чтобы в этом бренном мире человек мог хоть изредка отвести душу, повеселиться вдоволь! Все заботы — к чертям!
Шукуров незаметно бросил взгляд в сторону кухни. Атакузы что-то уж слишком разошелся. Неужели специально, чтобы услышали соседи, которые хлопочут на кухне? Есть такие люди — любят довести до всех ушей: «Вот посмотрите, какой я свой человек в этом доме!» Но Атакузы... Ему-то зачем? Шукуров с трудом подавил вспыхнувшее недоверие, заставил себя любезно улыбнуться.
Атакузы не заметил тени, мелькнувшей на лице хозяина. Мгновенно осушив рюмку, собрался было наполнить снова, но Алия быстро прикрыла ее ладонью:
— Не надо, пожалуйста, хватит на сегодня!
— Что?— Атакузы напряженно хохотнул.— Сегодня я как раз имею право пить сколько хочу! Имею право веселиться и гулять сколько пожелаю!
Шукуров попытался свести разговор к шутке:
— За какие же заслуги, дорогой раис? Может, выполнили план хлопкозаготовок?
— Нет я выполнил другое, более важное задание секретарей обкома и райкома!
— Вы что забыли? Приказ ваш выполнил! Выбросил на улицу старого ученого со всеми его книгами. А дом передал той самой ябеднице, которая обивала ваш порог...
— Послушайте, Атакузы-ака!— Шукуров привстал. Теперь он уже не думал о сковывавшем гостеприимстве.— Бросьте ваше кривлянье. Мой дом — не сцена, а вы — не артист, и мне не по душе подобные представления.
— При чем здесь представление?— Атакузы отодвинул стул и тоже встал.
Алия выбросила вперед дрожащие руки:
— Атакузы-ака! Дорогой мой!
Наступила долгая давящая тишина. Слышалось лишь тяжелое сопение Атакузы да тихое журчание фонтана. Шукуров опустил глаза.
— Вот что, давайте кончим этот разговор. Я вас считал человеком серьезным...
— Ошиблись, значит!— сказал Атакузы.— Какой я серьезный? Я —самый несерьезный, самый... нечестный, самый бессовестный, самый, самый бессердечный человек!— Он потянулся к коньяку.
. Шукуров перехватил бутылку:
— Хватит! Да что, в самом деле, случилось?
Атакузы не ответил. Он тяжело, как-то боком плюхнулся на стул. Уперся лбом в его спинку, закрыл глаза. В памяти сразу всплыла картина сегодняшнего утра. Он застонал от резкой боли в голове.
2
Стычка с дядей произошла неожиданно и самым нелепым образом. Утром, наскоро позавтракав, собрался уже ехать в степь. И тут у садовой калитки показался Нормурад-ата:
— Атакузы!
Атакузы нехотя повернул назад. Домла в неизменной полосатой пижаме, повисшей на нем как мешок, в старых шлепанцах на босу ногу, кряхтя, шел ему навстречу. Дядя и племянник сошлись у колодца, молча подали друг другу руки.
— Все-таки повезло мне, поймал тебя!
— А что случилось?— Атакузы вспомнилось письмо о Минг булаке, написанное рукою дяди. На душе стало муторно.
— Есть о чем поговорить!
— Хорошо. Но лучше отложим до другого раза. Сейчас тороплюсь в степь...
— Степь твоя никуда не убежит!— неприязненный холодок в голосе старика стегнул будто плетью Атакузы.
— И ваш разговор, думаю, тоже никуда не сбежит.
— Стой!— приказал вдруг домла.— У меня сейчас сидит Уразкул! «Ах, вот как—Уразкул! Понятно».
— Дядя! Я знаю, зачем он пришел. Но не сейчас, я...
По голому черепу домлы начала медленно разливаться краснота, будто от пролитых красных чернил.
— Ох, дорогой мой, дорогой! Знаешь, значит. Так зачем же понадобилось тебе втягивать меня в это... дело?
— В какое такое дело?
— Еще спрашивает — какое? Может, это я просил, чтобы ты отобрал у людей дом и отдал мне?
Атакузы так и застыл на месте. Вот она, человеческая неблагодарность! Перевез к себе, думал обласкать на старости лет... И что же! Чем платит за добро родной дядя? Мало Атакузы неприятностей от начальства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102