— Я заплачу.— Я всего лишь бедный, старый слепой, — затянул Кипофу.— Я заплачу много.— Что ты хочешь узнать? — спросил он наконец.Он сидел передо мной на своем этеме, закутанный в старые рваные тряпки. К голой коленке старика прилипла кожура лармы. Он был стар, грязен и неопрятен. Между тем этот человек был убаром нищих Шенди. Они сами выбрали его, чтобы он вершил над ними правосудие. Я слышал, что нищие специально выбрали слепого, чтобы он не мог видеть их безобразия. Перед ним они все были равны: убогие и калеки, изуродованные и страшные, все воспринимались убаром как подчиненные одного королевства. Слышал я и другое: Кипофу был образованным, интеллигентным человеком, умеющим проявить настоящую мудрость. Это был решительный, волевой и, когда того требовали обстоятельства, беспощадный человек. Ему первому удалось навести порядок среди нищих Шенди и распределить их по территориям. Никто не имел права просить в Шенди милостыню без разрешения Кипофу, никто не рисковал залезть на чужой участок. Самое главное — каждый нищий еженедельно платил Кипофу налог.Надо сказать, главарь нищих распоряжался деньгами по-государственному мудро: все попрошайки имели какое-никакое жилье и могли вовремя получить медицинскую помощь. Система функционировала таким образом, что каждому было выгодно заботиться обо всех. Нередко Кипофу приглашали на свои встречи даже члены торгового совета. К слову сказать, нищих в Шенди было немного. Зато каждому подавали хорошо.— Мне нужны сведения о человеке, который выдает себя за нищего и называет себя Кунгуни.— Плати, — сказал Кипофу.Я положил на его ладонь еще один тарск.— Плати, — повторил он.Я положил на ладонь старика еще одну монету.— В Шенди нет нищего по имени Кунгуни, — произнес он.— Позволь мне его описать, — сказал я.— Какой в этом смысл? Я все равно его не знаю.Я вытащил из кошелька серебряный тарск. Кипофу как паук сидит в самом центре агентурной паутины, которой мог бы позавидовать любой убар. Все сколько-нибудь значимые события обязательно вызывали ее колебание.— Вот серебряный тарск, — произнес я, кладя деньги на его ладонь.— А! — откликнулся старик и взвесил монету на ладони! Затем проверил ее толщину, провел пальцем по краю и, хотя это было не золото, сунул ее в рот, провел языком по поверхности и слегка прикусил зубами. — Из Порт-Кара, — сказал он, трогая большим пальцем узор на монете.— Этот человек маленького роста, сгорбленный, на левой щеке шрам. Он хромает и волочит за собой правую ногу.— Мне показалось, что Кипофу неожиданно побледнел. Потом напрягся и прислушался.Я огляделся. Никого рядом с нами не было.— Никого нет, — сказал я.Я много слышал об остром слухе слепых. Не иначе Кипофу слышит малейшие звуки в радиусе двадцати футов.— У него сгорбленная спина, но это не так. Он хромает, но это не так. На щеке у него шрам, но это не так. Не ищи его. Забудь о нем и беги отсюда.— Кто он? — спросил я.— Возьми свои деньги, — произнес Кипофу и протянул мне серебряный тарск.— Но я хочу знать!— Тише! — вскинул руку Кипофу. Я замер.— Никого нет, — произнес я.— Вон там, — едва слышно прошептал старик. Там, куда он показывал, ничего не было.— Там ничего нет, — повторил я.— Там, — упрямо прошипел старик, вытягивая руку.Мне показалось, что он спятил. Тем не менее я сделал несколько шагов в указанном им направлении. Никого. Неожиданно волосы встали дыбом на моей голове. Я понял, что это могло быть.— Теперь он ушел, — сказал Кипофу. Я вернулся к этему убара нищих. Старик был явно потрясен.— Уходи! — сказал он.— Я хочу знать, кто этот человек.— Забирай свои деньги и уходи, — покачал он головой.— Что ты знаешь о «Золотом кайлуаке?» — спросил я.— Это паговая таверна.— Что ты знаешь о белой рабыне, которая там прислуживает?— У Пембе, владельца таверны, несколько месяцев не было белых рабынь, — ответил Кипофу.— Вот как.— Забери свой тарск, — повторил он.— Оставь себе, — ответил я. — Ты сказал многое из того, что я хотел знать.С этими словами я развернулся и пошел прочь, оставив Кипофу, убара нищих Шенди. 11. ШАБА Девушка стояла перед тяжелой деревянной дверью на темной улице. Потом резко постучала: четыре раза, пауза и еще два. Возле двери тускло горела лампа на жире тарлариона. В полумраке я видел темные волосы и высокие скулы рабыни. На ее шее тускло поблескивал стальной ошейник. На ней была коричневая невольничья туника до колен, несколько скромная для рабыни, хотя и с большим вырезом, позволяющим оценить и грудь и ошейник.Она приготовилась постучать еще раз. Девушка была боса, в руках она держала крошечный кусочек желтой ткани, служивший ей одеждой во время смены в таверне Пембе. Она отнюдь не была дурнушкой. Темно-каштановые волосы доставали невольнице до самых плеч.Вчера я отметил, что говорит она с варварским акцентом. Не исключено, что когда-то ее родным языком был английский.Я нисколько не сомневался, что она знает человека по имени Кунгуни. Это она подменила под абой белокурую дикарку. А потом бессовестно мне наврала. Я видел это по ее лицу. Я уже знал от Кипофу, что она не принадлежит Пембе, хозяину «Золотого кайлуака». Не исключено, что ее хозяин позволил ей подработать на стороне с разрешения, владельца таверны.Я отступил в тень. Прикрывающая глазок панель скользнула в сторону. С другой стороны кто-то некоторое время изучал девушку, потом дверь открылась.На мгновение я разглядел в тусклом свете лицо со шрамом и согнутую спину человека, который называл себя Кунгуни. Он подозрительно оглядел улицу, но меня не заметил. Девушка скользнула в дверь мимо горбуна. Спустя секунду дверь закрылась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129