— Не понимаю.— Это потому, что ты — охотник и убийца. Твоя жизнь — это копье, ночные набеги, возмездие врагу, кровная месть и шорохи леса. Твое орудие — сталь, твой союзник — тьма. Но не все такие, как ты. Большинство людей хочет мира.Кису ожег его гневным взглядом:— Била Хурума — тиран!— Разумеется, — пожал плечами Мвога.— Его нужно остановить!— Так останови его.— Нужно прекратить тиранию!— Так прекрати.— Считаешь себя героем, который выведет народ к свету цивилизации? — спросил Кису.— Нет, — ответил Мвога. — Я — дипломат. Я служу своим интересам и интересам своих хозяев.— Наконец-то ты сказал правду.— В наши дни в политике необходимы такие люди, как я. Иначе не было бы прогресса.— В природе есть место и тарлариону и осту, — возразил Кису.— Мое место — в покоях убаров.— Поговорим в другой раз, — сказал Кису, — с копьями в руках.— Ты так ничего и не понял, — покачал головой Мвога. — Ты наивен как дитя. Ты не знаешь других цветов, кроме черного и белого.— Я знаю еще и красный. Таким будет острие моего копья, когда я выдерну его из твоего брюха.— Империя это переживет, — отрезал Мвога.— Империя — зло!— До чего ты все-таки простодушен, — вздохнул Мвога.— Империю необходимо уничтожить! — рявкнул Кису.— Так уничтожь ее.— Иди и пресмыкайся перед своим Билой Хурумой, — сплюнул Кису. — Я тебя отпускаю.— Весьма благодарен тебе за великодушие, — ухмыльнулся Мвога.— И не забудь забрать с собой этих рабынь в подарок его величеству. — Кису указал на Тенде и ее служанок.— Госпожа Тенде, дочь Аибу, верховного вождя Укунгу, станет супругой его величества Билы Хурумы, — высокопарно заявил Мвога. — Во дворце убара состоится торжество бракосочетания.— Ее продали убару, чтобы скрепить сделку, — презрительно бросил Кису. — Кто она после этого, как не рабыня?Лицо Тенде оставалось бесстрастным.— Госпожа Тенде по собственной воле стремится стать убарой Билы Хурумы, — столь же напыщенно проговорил Мвога.— Одной из пары сотен убар! — фыркнул Кису.— Она действует по собственной воле, — повторил Мвога.— Прекрасно, — продолжал глумиться Кису, — значит, она продает сама себя. Отлично, маленькая рабыня!— Она удостоена великой чести — стать спутницей убара, — сказал Мвога.— Видал я Билу Хуруму, — скривился Кису. — Для него любая женщина — рабыня, и не более. Я встречал в его дворце свежих, благоуханных рабынь, черных, белых и желтых. Все они хорошо знают, как доставить мужчине удовольствие. Била Хурума собрал настоящий цветник страстных и опытных красоток. Если ты не хочешь изнывать от одиночества в своих покоях, — громко произнес он, обращаясь к Тенде, — тебе придется хорошо повертеться. У тебя будет много соперниц. Ты научишься ползать у ног убара и ублажать его со всем пылом искусной рабыни.Тенде глядела на мятежника все так же надменно и безучастно.— И ты будешь делать это, Тенде, — продолжал Кису, — потому что я вижу по твоим глазам: в душе ты — настоящая рабыня.Тенде томно подняла правую руку, с запястья которой свисал хлыст. Рабыни испуганно замерли и опустили веера.Тенде грациозно встала с подушек и лениво, словно нехотя, подошла к краю платформы.— Тебе нечего сказать мне, милая моя Тенде, дочь предателя Аибу? — издевательски вопросил Кису.Вместо ответа девушка наотмашь ударила его хлыстом по лицу. Кису зажмурился, чтобы уберечь глаза.— Я не разговариваю с простолюдинами, — проронила Тенде и с тем же каменным лицом вернулась на ложе. По еле заметному взмаху руки рабыни снова принялись обмахивать ее веерами.Кису открыл глаза. Лицо его перечеркнул кровоточащий щрам. Он сжал кулаки.— Вперед, — приказал Мвога одному из аскари, стоявших на платформе. Тот прикрикнул на рабов, впряженных в каноэ, и копьем указал на запад. Процессия двинулась с места. Мы молча провожали ее взглядами.Я покосился на Кису и понял, что долго ждать мне не придется.— Копай! — прикрикнул аскари.Я глубоко погрузил лопату в ил. Теперь мне было спокойно и даже радостно.Мы сидели в клетке на длинном плоту. Я просунул палец под ошейник, чтобы он не так давил на горло. Вокруг распространялся болотный смрад.Раздалось звяканье цепи — в темноте ко мне кто-то подкрался. Я ногтем соскоблил ржавое пятнышко с цепи у ошейника. Издалека, из-за болота, доносились крики лесных, завывание крохотных длинноруких обезьянок. Около ана назад прошел дождь, небо по-прежнему было затянуто тучами. Для дела, которое нам предстояло, ночь выдалась удачной.— Мне нужно поговорить с тобой, — сказал Кису на ломаном горианском.— Не знал, что ты говоришь по-гориански, — откликнулся я, вглядываясь во тьму.— Как-то раз, еще ребенком, я сбежал из дому. Два года прожил в Шенди, а потом вернулся в Укунгу.— Наверное, деревня была тесна для тебя. Не всякий ребенок отважился бы на такое долгое и опасное путешеcвие.— Но я вернулся в Укунгу, — повторил он.— Должно быть, потому ты так радеешь за Укунгу, что когда-то сбежал из этих мест.— Мне нужно поговорить с тобой.— А что, если я не разговариваю со знатными людьми?— Извини меня, — сказал Кису. — Я был дураком.— Значит, ты все-таки решил взять пример с Билы Хурумы, который говорит со всеми?— А как иначе услышать другого человека и понять его?— Нищий может говорить и с нищим и с убаром, — сказал я— Это — пословица Шенде.— Да.— Ты говоришь на ушинди?— Немного.— Ты понимаешь, что я говорю? — спросил он на диалекте, которым пользовались при дворе Билы Хурумы.— Да, — ответил я. Ему было так же нелегко говорить на горианском, как и мне на ушинди. — Если будет непонятно, я скажу.Я не сомневался, что мы поймем друг друга, лавируя между двумя языками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129