— Любовь? — расхохотался Самос. — К девчонке-рабыне? Ты шутишь!— Пага хозяевам, — опустилась на колени подошедшая рабыня.Самос, не глядя на нее, протянул свой кубок. Девушка наполнила его.Я подвинул к ней свой кубок. Она и мне налила паги до краев.— Ступай, — бросил ей Самос. Девушка поспешно удалилась. Я глотнул вина.— Любил он ее или нет, — устремив взгляд на доску, произнес Самос, — этот, из Трева, все равно держал ее в ошейнике.Самос был абсолютно прав: любовь здесь не имела никакого значения. Как бы Раек ни относился к этой женщине или она к нему, для уроженца Тревы рабыня навсегда оставалась самым бесправным существом.— Говорят, что таких врагов, как эти, из Трева, не пожелаешь никому, — заметил Самос.Я промолчал.— По крайней мере, так утверждают люди из Ко-ро-ба, — продолжал он.— Я — Боск из Порт-Кара, — напомнил я.— Конечно, — согласился Самос.Я двинул высокого тарлариона на прорыв защиты Самоса, выстроенной вокруг Домашнего Камня.— Много времени миновало с тех пор, как судьба разлучила тебя с Таленой, дочерью Марленуса, — сказал Самос. — Когда два свободных спутника не видятся более года, отношения между ними считаются прерванными. Кроме того, тебе уже довелось испытать на себе прелести рабства…Во мне закипел гнев. Самос был прав: по горианским законам, свободные спутники, расстающиеся более чем на год, расстаются навсегда. Правда и то, что отношения автоматически теряют силу, если один из спутников попадает в рабство. Со жгучим стыдом мне снова вспомнилось, как некогда в дельте Воска я, бывший член касты воинов, на коленях молил о спасении собственной жизни, как я предпочел позорное рабство возможности умереть честной смертью свободного человека.Да, мне, Боску из Порт-Кара, довелось узнать, что такое рабство.— Твой ход, — напомнил я Самосу.— У тебя нет перед ней никаких обязательств, — сказал он. — Ты вовсе не обязан ее искать.Все это я прекрасно знал, но воспринимал совершенно по-другому.— Я недостоин ее, — пробормотал я.Я не мог забыть прекрасную зеленоглазую смуглянку, в чьих жилах текла гордая кровь убара убаров Марленуса. Талена была моей первой любовью. Много лет прошло с тех пор, как мы с ней впервые коснулись друг друга.— Царствующие Жрецы отняли у меня Талену, — глядя на Самоса в упор, напомнил я хмуро.Тот не поднимал глаз от доски.— Когда в игре решаются судьбы миров, — заметил он, — люди значат не слишком много. Лучше бы тебе оставаться в Порт-Каре.— Насколько мне известно, — сказал я, — она захвачена этой разбойницей, Вьерной, и ее держат где-то в северных лесах, хотят использовать в качестве приманки для Марленуса, который, как предполагают, готов пойти на все ради ее спасения. — Я поднял глаза от доски. — Ты, наверное, знаешь, что некогда в одной из охотничьих экспедиций Марленусу удалось поймать Вьерну и нескольких ее девушек. Он посадил их в клетки и выставил на всеобщее обозрение, как добытые трофеи. Потом им удалось бежать, и они поклялись отомстить.— Лучше бы тебе оставаться в Порт-Каре, — заметил Самос.— Талену держат в рабстве в северных лесах, — снова повторил я.— Ты все еще ее любишь? — Самос посмотрел мне в глаза.Я был поражен.Все эти долгие годы воспоминания о Талене — удивительной, неповторимой девушке — продолжали жить в самых глубоких, не доступных никому другому тайниках моего сердца. Они не давали мне покоя, снова и снова возвращая меня в снах то в поля неподалеку от Заболоченных Лесов, к югу от Ара, то в караваны Минтара, то в лагерь Па-Кура, то в залитый светом ламп Ко-ро-ба, когда мы с ней, переплетя руки, осушали чашу свободного содружества. Как же я мог не любить ее, подарившую мне первую, самую прекрасную любовь в моей жизни?— Ты любишь ее? — повторил Самос.— Конечно! — пылко воскликнул я.— Прошло уже столько лет, — с сомнением произнес Самос.— Это не имеет значения, — пробормотал я.— Сейчас вы оба, наверное, уже не те, что раньше.— Обсуждая эти проблемы, мы можем дойти до меча, — хмуро предупредил я.— Если ты считаешь это уместным, — ответил Самос, — изволь: я готов.Сдерживая недовольство, я опустил глаза.— Возможно, тебе гораздо важнее образ любви, а не сама женщина, — продолжал Самос, — память, а не человек.— Тот, кто не познал любви, не вправе о ней судить, — огрызнулся я.Самоса, казалось, замечание не задело.— Возможно, — пожал он плечами.— Твоя очередь ходить, — постарался я отвлечь его.Он склонился над доской.Я окинул взглядом зал. В нескольких ярдах от нас, опустившись на колени и пятки рядом с бронзовым двуручным кувшином, замерла рабыня в коротком шелковом одеянии, ожидая, когда снова сможет нам услужить. Это была хорошенькая черноволосая девушка. Она украдкой посматривала на закованного в цепи мужчину и, откинув назад голову, кокетливым движением убирала волосы со лба. Тот, стоя на коленях между двумя стражниками, не сводил с нее глаз. Девушка в очередной раз бросила на него взгляд, усмехнулась и отвернулась с высокомерной скукой на лице. Я физически ощутил, как сжались в кулаки скованные за спиной руки мужчины.— А как насчет Телимы? — спросил Самос.— Она меня поймет.— У меня есть сведения, что на следующий день после твоего отъезда из дома она вернулась на болота.Я вскочил на ноги. Все вокруг меня поплыло как в тумане.— А чего же ты ждал? — поинтересовался Самос.— Почему ты не сказал мне сразу? — воскликнул я.— А что бы ты сделал, даже если бы узнал об этом раньше? Посадил бы ее на цепь у своей постели?Я был взбешен.— Она гордая, благородная женщина, — заметил Самос.— Я люблю ее, — пробормотал я.— Тогда отправляйся на болота и отыщи ее.— Я… я должен идти в северные леса, — запинаясь, возразил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121