Бастион, goddamn, бастион! Так вот когда мы встретились, goddamn.
Глава шестая
Петля на горле д’Артаньяна затягивается
Одним из благодатных свойств человеческой натуры, без сомнения, является способность стойко переносить все удары и превратности судьбы. По мере того как умножаются жизненные удобства, совершенствуются искусства и распространяется роскошь, истинное мужество теряет силу, а военные доблести исчезают. Однако в ту отдаленную эпоху, о которой мы ведем свой рассказ, природа еще не потеряла интерес к роду человеческому и то и дело останавливала свой благосклонный взор на том или другом образчике человеческой породы, чтобы попытаться придать ему тот блеск и совершенство, что сопутствовали героям древности. В те времена истинное мужество встречалось значительно чаще, чем это можно было бы ожидать, глядя на наших современников.
Эпоха титанов канула в Лету, но история, которую мы пытаемся пересказать на этих страницах в меру своего скромного таланта, еще изобиловала доблестью и отвагой. Наш герой был щедро одарен этими редкими в наши дни качествами. Черты его лица не изменились, губы не дрогнули, руки не свело предательской судорогой.
– Ну, что же, – сказал д’Артаньян. – Мне нет смысла отрицать очевидное. Благодарю вас, сударь, за лестные слова. Этим гвардейцем действительно был я. Однако с тех пор мне случилось еще раз отличиться в бою, и теперь я ношу чин лейтенанта королевских мушкетеров. Может быть, вы помните тех четверых, что больше часа держались на бастионе Сен-Жерве? Один из четверки – ваш покорный слуга.
– В таком случае в наши сети попала крупная рыба, – сказал англичанин. – Мне жаль, что ваша военная карьера, а с ней и жизнь, прервется столь рано. Но врага следует уничтожать – A la guerre – comme a la guerre! Ведь это вы, французы, так говорите – на войне, как на войне.
– Войну, которую, видит Бог, не мы начали, – вмешался комендант.
– Однако, господа, – сказал д’Артаньян. – Хочу уверить вас, что сказанное мною касательно герцога Бэкингема полностью соответствует истине. И мне искренне жаль, что эта бессмысленная война все еще продолжается. Именно поэтому я и согласился играть столь несвойственную офицеру королевских мушкетеров роль.
– Бесспорно, вы имеете право на свою точку зрения, – ледяным тоном проговорил комендант. – Тем не менее завтра на заре вы будете повешены по законам военного времени. Вы и ваш слуга. А с капитаном я еще должен побеседовать, так как не успел составить о нем определенного мнения. Гарри, позовите конвой, если вас это не затруднит.
– Еще мгновение, сударь, – остановил его д’Артаньян. – Позвольте мне обратиться к вам как к дворянину. Мой слуга повинен лишь в том, что поступил ко мне в услужение в те дни, когда я еще не состоял в гвардии. Военным я сделался лишь впоследствии. В ваш осажденный город – согласитесь, это очевидно, сударь, – меня привел воинский долг, и я горько упрекаю себя за то, что позволил моему слуге последовать за мной. Этот славный малый всегда старался избежать драки, но, когда ему пришлось по моему поручению отправиться в Лондон к лорду Винтеру с письмом, в котором я и мои друзья предупреждали его о грозящей Бэкингему опасности, он честно выполнил свой долг. И не его вина, что лорду Винтеру, увы, не удалось уберечь герцога от кинжала. Отвечать должен хозяин, а не слуга. Если вы не внемлете голосу милосердия, я буду умирать с чувством вины за Планше.
Англичанин одобрительно кивнул головой.
– Это хорошо сказано, сэр! Что вы думаете на этот счет? – повернулся он к коменданту.
Тот, казалось, колебался, не зная, на что решиться. Наконец комендант подошел к д’Артаньяну.
– Вы благородный противник, я признаю это, – произнес он. – Расскажите мне о себе, объясните, как могло случиться, что ваш слуга был посланником в таком деле. Откуда вы и ваши друзья узнали о грозящей герцогу опасности. Может быть, вы назовете нам и убийцу герцога? Даю вам слово дворянина, что, если вы будете со мной откровенны – вашему слуге ничто не грозит.
Некоторое время мушкетер молчал, обдумывая предложение коменданта. Д’Артаньян не имел права распоряжаться тайной королевы – читатель уже, несомненно, успел составить мнение о свойствах личности гасконца, чтобы сомневаться в том, что он скорее дал бы изрубить себя на куски, чем скомпрометировал королеву. Ему также не хотелось никого посвящать в личные дела Атоса и Арамиса, но ставкой служила жизнь славного Планше…
Мушкетер пришел к выводу, что может рассказать об известных читателю приключениях, опустив некоторые подробности и умолчав о том, о чем следовало умолчать. Поздравив себя с этим решением, он с редким хладнокровием, принимая во внимание, что виселица уже отбрасывала на него свою тень, сообщил вполне достаточно для того, чтобы комендант Ла-Рошели мог считать себя удовлетворенным.
– Мне жаль отправлять вас на виселицу, – задумчиво промолвил комендант, когда гасконец закончил свой правдивый рассказ.
– Мы не причиним вреда этому малому, вашему слуге, – заявил Джейкобсон. – А что вы скажете про капитана?
– Капитан – обычный фламандский моряк. Я уверен в его честности, – заявил д’Артаньян и осекся на полуслове, сообразив, что этого говорить вовсе не следовало.
Комендант желчно рассмеялся.
– Добрый рыбак по своей воле взял курс прямехонько на осажденную Ла-Рошель, а придя в порт назначения, объявил, что шел в Испанию и во всем виноват шторм!
– Но ведь он мог в действительности направляться в Сантандер? – неуверенно спросил Джейкобсон.
– Помолчите уж, Гарри. Занимайтесь лучше мушкетами и алебардами – там у вас прекрасно получается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145