– Не беда. Где найдется место для двоих, там разместятся и трое. К тому же мой слуга неприхотлив. С капитаном предоставьте поговорить мне.
Атос сделал два шага навстречу бородатому капитану, который уже с нескрываемым интересом глядел на него. Мушкетер отвел фламандца в сторону и что-то тихо сказал ему. При этом из рук Атоса в карман капитана перекочевал тугой кошелек, что осталось незамеченным для окружающих. Капитан коротко кивнул и направился к фелуке, сделав жест, который можно было бы истолковать как приглашение пассажирам взойти на борт.
– До свидания, Атос, – взволнованно сказал д’Артаньян, сжав руку товарища.
– До скорой встречи, д’Артаньян, – отвечал мушкетер. – Мы будем ждать вас.
Глава третья
Поучительные сведения о жизни в Западных Индиях
Д’Артаньян поднялся на борт по шаткому трапу. Фелука имела небольшую осадку, поэтому она стояла недалеко от берега, у невысокого естественного мола, выдававшегося в море.
На палубе маячила одинокая фигура рослого матроса. Вскоре к нему присоединились еще несколько товарищей – также фламандцев, как можно было судить по их говору.
Якорь был поднят, и скоро быстро сгущавшиеся над морем сумерки надежно укрыли корабль от взглядов оставшихся на берегу людей.
Стоя на палубе, д’Артаньян наблюдал за спокойными и сноровистыми действиями экипажа, весьма немногочисленного, но умелого.
– Не находишь ли ты, что наши моряки больше шумят и суетятся, тогда как эти все делают тихо и быстро, а уж разговорчивы они все, примерно как наш милейший Гримо? – сказал д’Артаньян, обращаясь к Планше, стоявшему рядом.
– Верно, сударь, но мне кажется, что среди них есть и наши соотечественники. Мне показалось, что я несколько раз слышал французскую речь.
– В самом деле, Планше? Было бы славно встретить на этой посудине кого-нибудь, с кем можно поговорить по-человечески!
К ним подошел капитан. Во рту его дымилась неизменная трубка.
– Пожалуйте в свою каюту, сударь. Я покажу вам дорогу. Мое имя Якоб Ван Вейде, – добавил он, помолчав.
– Меня зовут Шарль де Кастельмор, капитан, – отвечал наш гасконец. – Что, на фелуке есть и французы?
– Почему вы так думаете, господин де Кастельмор?
– Планше слышал, как кто-то говорил по-французски.
– Да, в самом деле. Наверное, это мой помощник – он, кажется, говорит на всех христианских языках, а может быть, знает и несколько дикарских наречий.
– Он действительно родом из Франции?
Казалось, этот вопрос привел капитана в затруднение.
Он долго попыхивал трубкой, и д’Артаньян с Планше уже решили, что славный капитан окончательно проглотил язык, как вдруг он произнес:
– Сказать по правде, я и сам толком не знаю, откуда он и кто были его родители. Сомневаюсь, что он сам в состоянии ответить на этот вопрос, но моряк он превосходный. А зовут его Александр Эвелин.
– Любезный капитан Ван Вейде, разрешите мне попросить вас об одном одолжении.
– Охотно, о каком же?
– Как только ваш помощник освободится от своих обязанностей, попросите его спуститься ко мне в каюту. Мне будет очень любопытно поговорить с ним.
– Как вам будет угодно, господин де Кастельмор, – сказал капитан, бросив странный взгляд на подошедшего в этот момент Гримо.
Затем капитан Ван Вейде выпустил клуб дыма из трубки и удалился, широко расставляя ноги. Фелуку изрядно качало.
– Что ты скажешь о нашем капитане, Гримо? – спросил д’Артаньян.
В ответ Гримо, как всегда, красноречиво пожал плечами.
– Посмотрим, – был его ответ.
Так как Планше и Гримо не могли поместиться в кубрике или каюте, отведенной д’Артаньяну, они устроились на ночлег в тесной каморке под лестницей, ведущей на палубу, д’Артаньян же отправился к себе и в глубокой задумчивости прилег на койку.
Заснуть он не мог, ему мешала сильная качка. Кроме того, мысли против воли то возвращались к погибшей Констанции, то перед глазами возникало обезглавленное тело миледи в ту страшную грозовую ночь на берегу Лиса, и наш герой ворочался с боку на бок в кромешной тьме маленькой каюты.
Читатель не раз имел случай убедиться, что д’Артаньян был человеком не робкого десятка. Однако наш гасконец имел впечатлительный ум и хорошо развитую фантазию. Он не мог не думать о возможных опасностях, пускаясь в очередное рискованное предприятие. Его храбрость имела своим источником не безрассудство, а сильную волю, побуждавшую его преодолевать страх.
Д’Артаньяна не оставляли сомнения. Он снова и снова возвращался к предостережению Атоса и спрашивал себя: мог ли он под каким-либо предлогом уклониться от исполнения приказа Ришелье?
Его размышления были прерваны появлением помощника капитана, несущего с собой фонарь.
– Вы, кажется, хотели меня видеть, сударь? Если так – то я к вашим услугам, – раздался голос, произносивший эти слова чисто, с чуть уловимым бретонским акцентом.
– Да, заходите, господин…
– Эвелин, сударь.
– Вот именно, господин Эвелин. Тем более что это я у вас в гостях, не так ли? Слыша вашу речь, я подумал, что на судне есть француз, а перед серьезным делом всегда приятно пообщаться с соотечественником.
– Разве вам предстоит серьезное дело, сударь?
– Вы правы, черт возьми. Скорее мне, чем вам. Но я думал, что вы лучше осведомлены о причинах выхода в море вашего судна.
– Э, видите ли, сударь, я человек, всякое повидавший на своем веку, и, следовательно, знаю, что лучшая политика – ни во что не вмешиваться. Якоб велел поднимать паруса – значит, надо поднимать паруса.
– Вы бретонец, господин Эвелин? – спросил д’Артаньян, которому не слишком понравилось подчеркнутое стремление собеседника убедить его в своей полной неосведомленности о причинах экспедиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145