И о чем же вы беседовали?
– Если ваша милость не верите мне, вы можете справиться у Жана.
– Что еще за Жан?
– Так зовут второго, моего товарища…
– А… да… Нет, почему же, я верю тебе. Мадемуазель хотела видеть арестанта?
– Да, ваша милость. Я впустил ее, так как она сослалась на вас.
– Вот как?! Сослалась на меня. Это мило, – заскрежетал зубами комендант.
– Если я сделал что-нибудь не так, я покорно прошу прощения у вашей милости.
– Отлично, – повторял комендант, не слушая солдата. – Оч-чень трогательно и романтично!
Он никак не мог свыкнуться с мыслью о том, что эта девочка, которую он знал с пеленок, о которой он привык заботиться и считал себя единственным человеком, которому она поверяет все свои нехитрые тайны, вдруг сделалась взрослой и вдобавок еще обвела его вокруг пальца вместе с каким-то бретером-гасконцем!
– Лучше расскажи мне, как он выпустил ее оттуда, – устало проговорил комендант.
Солдат во все глаза смотрел на него, видимо, не понимая, о чем идет речь.
«Слава Богу, хоть этот ни о чем не догадывается», – подумал комендант.
– Так ты кинулся со всех ног за своим напарником? Этим олухом Жаном… или как его там?!
– Нет, сударь. Я как раз не сделал этого, – сказал солдат, видя, что его начальник больше не собирается стрелять в него из пистолета, и желая представить дело в более выгодном для себя свете.
– Допустим. Что же ты предпринял в таком случае?
– Я поднес фонарь к его лицу и спросил его имя.
– Ты поступил по инструкции. Но ты ведь не мог не узнать его.
– Именно это, сударь, и вызвало у меня объяснимое, но недолгое замешательство – ведь я был уверен, что он сидит в камере, которую я охраняю.
– Продолжай.
– Как я уже сказал, я узнал его, но это и сыграло со мной злую шутку, сударь. Он выбил фонарь у меня из рук и набросился на меня, словно разъяренный вепрь.
– И ты, конечно, отдал ему ключи.
– Упаси Боже, ваша милость. Я встретил его по-свойски. Если бы не проклятая шпага, которая сломалась при первом же выпаде, я проткнул бы его насквозь.
– Ну да… ты же храбрец. У меня все такие храбрецы в гарнизоне.
– Благодарю, ваша милость. Наконец-то вы заметили меня! – воскликнул солдат, предпочитая не замечать ядовитой улыбки, тронувшей губы коменданта.
– Заметил, любезный. И можешь не сомневаться – я тебя оценю по достоинству. Однако что же ты остановился?..
– Извольте, ваша честь. Если вы напомните мне, на чем я…
– На том, что у тебя сломалась шпага, – спокойно заметил взявший себя в руки комендант, внимательно наблюдая за ничего не подозревающим солдатом.
– Ну да, в самом деле, ваша милость! Как я мог запамятовать! Итак, он бросился на меня, намереваясь пронзить шпагой, но я уклонился от удара и схватил его мертвой хваткой. Мы принялись бороться, ваша милость, и, не удержавшись на ногах, упали наземь. Очевидно, я сильно ударился затылком о мостовую, ваша честь, потому что из глаз у меня посыпались искры и все потемнело. Когда я очнулся, никого вокруг не было, и, так как дверь была заперта, а ключи по-прежнему висели у меня на поясе, мне и в голову не пришло, что он мог отпереть двери. Так как все равно стеречь было некого, я со всех ног побежал туда, где кричали.
– Значит, он все-таки отпирал двери? Вот ты и проговорился, негодяй!
– Ах, ваша честь! – бледнея, воскликнул солдат, прикусив язык от досады.
– Выходит, ты не только предатель, но и клятвопреступник! Ты только что божился мне, что не отпирал ему дверей.
– И это чистая правда, ваша милость. Я действительно не отпирал их. Он сам забрал ключи и открыл камеру.
– Значит, ты только предатель. Поэтому я прикажу всего лишь повесить тебя, а четвертования, так и быть, ты избежишь.
Солдат побледнел как полотно.
– Ваша милость, он налетел из темноты, как демон, и задушил бы меня, если бы я не прекратил сопротивления.
– Вот теперь я тебе верю.
Комендант задумался.
– Хочешь спасти свою шкуру? – неожиданно спросил он.
Солдат молча упал на колени.
– Ну еще бы, – брезгливо сказал комендант. – Отвечай мне: как ты думаешь, что помогло арестанту бежать?
– Не иначе, как сам сатана, ваша милость! – заголосил стражник, осеняя себя крестным знамением.
– Правильно, – с видимым удовлетворением подтвердил комендант. – Этот гасконец – опасный чернокнижник. Поэтому ему удалось на время скрыться от нас. Но колдовским чарам не одержать верх над честными христианами. Как видишь, он снова в наших руках и не уйдет от заслуженной кары.
Комендант вызвал дежурного офицера.
– Возьмите усиленный конвой и поставьте его к комнате д’Артаньяна, – приказал он.
Дождавшись, покуда офицер выйдет, он повернулся к солдату:
– А все, что ты видел вчера вечером: портшез, лакеев и, быть может, кого-то еще – бесовское наваждение. Ты понял меня, любезный? И упаси Бог тебя рассказать об этом кому-нибудь – тогда ничто не спасет твои кости от испанских сапог .
– Я уже все позабыл, ваша честь!
– Это правильно.
– Ваша честь, разрешите мне задать только один вопрос…
– Один – куда ни шло, да поскорее…
– Относится ли к колдовскому наваждению и все, что связано с особой, вышедшей из портшеза?
– Да с чего ты взял, любезный, что там вообще была какая-то особа? Откуда она могла взяться в такой час, да еще в таком месте?!
– Я все понял, ваша честь. Сказать по правде…
– Что еще такое?
– Я тут наговорил вам всякого со страху, что вы прикажете примерно наказать меня из-за бегства арестанта. Вот я и потерял голову. А теперь-то я понимаю, что этот чародей просто околдовал меня, да и бедолагу Жана – тоже. Вот мы как бы и сошли с ума, но теперь-то уже снова в полной памяти.
– Ты сообразительный малый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145