первые лучи света. Воллюс получила из таинственных источников сведения, и они оказались точны.
Встречу назначили в городском парке, который находился позади зимнего дворца, за озером. Среди его лесистых рощ стояла статуя вора-Випарвета, изображавшая бога в облике шакала, одной из его ипостасей, связанной с планетой Ртуть… Поединок состоится поблизости, в саду, расположенном в ложбине.
Пока мы ехали в темноте, я заметила неподалеку от рынков некоторое оживление. Но в основном город еще не проснулся. Какая-то призрачная глазурь обволокла его; затемненные, безглазые строения и реку, похожую на заполненную туманом расселину меж неясно светившихся набережных. Нам не пришлось ее пересекать. Но чей только сон мы не потревожили, проезжая по узким улочкам.
Зимний дворец вздымался такой же серой и бесформенной громадой, как и все прочие здания; лед на озере давно растаял. Черное на черном — лесистый парк, затем посыпанная гравием дорожка и омытая сиянием росы обсидиановая статуя шакала на фоне восточного края небес, где зарождается заря.
Экипажей прибыло не так уж и много, десять или двенадцать. Похоже, не все оказались в курсе дела; никто не зажигал ни фонарей, ни факелов.
Офицер в форменном плаще учтиво подошел к нам, осведомился, кто приехал, и, услышав имя Воллюс, чуть ли не пал на колени со словами: «Позвольте, я отведу вас на место, с которого вам будет хорошо видно. Меня просили: никакого шума, чтобы дуэлянтам ничто не мешало. Но я понимаю, госпожа, на вашу спутницу можно положиться».
— Тритарк Ликсандор возражает против присутствия зрителей? — спросила Воллюс, когда мы начали пробираться по намокшей траве.
— Ох, да. Он все твердит, что тут не ярмарочный балаган. Нам пришлось всех выгнать из парка. Кое-кто объяснил, что весьма влиятельные люди желают понаблюдать за поединком. Он отступился, но крайне нелюбезно.
— А молодой южанин?
— Завион никому не чинит препятствий. По его словам, только знатоки способны выйти из дому в такое промозглое утро.
На крутом подъеме офицер поддержал Воллюс, а затем взял меня под руку. Я понимала, что вызываю в нем любопытство, но я не только обрядилась в накидку с капюшоном, но и закрыла волосы тюрбаном на восточный манер, а также до самых глаз завесила лицо шелковым шарфом, словно защищаясь от сырости. Его это нимало не обескуражило, и, помогая мне спускаться и подниматься, он шептал: «Любой мужчина утонет в водах таких очей!» Но комплименты пришлись некстати, я была ни жива ни мертва.
Он оставил нас возле стены на просторной террасе среди земляничных деревьев. Место как нельзя лучше подходило для того, чтобы наблюдать, оставаясь незамеченным; возможно, Воллюс заранее кого-то подкупила.
Внизу раскинулся сад, выполненный в технике гризайль, как и все вокруг; мертвенно-бледными пятнами проступали камни, статуи и потрескавшийся фонтан; на лужайке двумя отдельными группами собрались мужчины.
Разгоряченное лицо Ликсандора, прикрытое бородой, казалось черным. Он яростно о чем-то спорил со своими спутниками, ругался и топтал траву на своем краю лужайки.
В другом, дальнем ее конце, в непринужденной позе стояли Вильс и еще двое мужчин, они спокойно разговаривали, будто у входа в библиотеку. Волосы на непокрытой голове Фенсера показались мне в полусвете темнее и, быть может, зауряднее.
По краю сада проносились шорохи, словно из птичьих гнезд. Нет-нет да и промелькнут где-нибудь складки платья, призрачная фигура, ножка в ботинке. А в других местах, не таясь, расположились офицеры в мундирах.
По лестнице спустился какой-то штатский в роскошной одежде, неподалеку зазвонили в колокола: пять часов.
— Время, господа. Вы готовы?
В обеих группах воцарился порядок. Ликсандор выступил вперед.
— Нет, черт побери, я не готов. Неужели ничего нельзя поделать с этой толпой вурдалаков? (Некоторые из вурдалаков разразились грубым хохотом.)
— Да разве может быть что-нибудь приятней? Вообразите, будто мы древние гладиаторы на арене.
Мелодичный голос Фенсера, живая ритмичность его речи поразили меня, я вздрогнула, как от удара, и кровь прокатилась волной по каждой жилке. От росы у меня насквозь промокли ноги. Потом мне показалось, будто тело мое превратилось в гипсовый футляр, а я замурована внутри и, словно пленница, прильнула к окошку.
— Итак, господа, приступим к делу. Вы пришли ко взаимному соглашению. Бой до первой крови? Это послужит удовлетворением вам обоим?
— Нет, — мрачно произнес Ликсандор. — Я удовольствуюсь, лишь когда сотру этого человека с лица земли.
Третейский судья взглянул на Фенсера.
— Меня вполне устроит бой до первой крови. — Фенсер пожал плечами. — Но я готов отразить и последующие атаки.
— Тритарк, — сказал третейский судья.
— Я же сказал вам. Насмерть.
— Господа, проявите благоразумие. Одному из вас придется уступить.
— Никогда, — сказал Ликсандор.
— Хорошо, — спустя мгновение проговорил Фенсер. — Если ему так угодно, бьемся насмерть. Но если он передумает, я отнесусь к этому с почтением.
— Пошел ты к черту со своим почтением, самонадеянный кусок собачьего дерьма.
Третейский судья прокашлялся. Ликсандор взял себя в руки.
— Простите. Я рассержен.
Третейский судья склонил голову, затем вскинул ее и громко объявил:
— Согласно кодексу императора и законам этого города дело выносится на суд бессмертных. Приступайте, господа.
Каждый отошел на шаг назад. Словно водяные струи, вверх взметнулись клинки. Вставало солнце.
— Теперь, господа, — проговорил третейский судья, и голос его звучал тверже стали, — над вами вершится суд богов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177