Кровать
тоже старинная, резного дерева, под пологом. Комната какого-нибудь замка в
Бретани, а не в имении в Новой Англии. Слева шкафчик, такой же старинный,
как кровать. Я открыл ящик. На платках лежал мой пистолет. Я осмотрел его.
В магазине ни одного патрона.
Я недоверчиво смотрел на него. Я же помню, что когда укладывал его в
саквояж, он был заряжен. И неожиданно отсутствие патронов связалось с
бездействующим фонариком, не включающимся электричеством, странной
сонливостью. И тут я проснулся по-настоящему. Положил пистолет в ящик и
лег в кровать. У меня теперь не было ни малейших сомнений, что мое
оцепенение объяснялось не естественными причинами. Неважно, было ли это
внушением со сторону Дахут или она дала мне за ленчем какой-то наркотик.
Моя состояние не было естественным. Наркотик? Я вспомнил слабый наркотик,
которым владеют тибетские ламы, они называют его "Хозяин воли". Он снижает
сопротивляемость к гипнозу и делает мозг открытым к восприятию
гипнотических команд и галлюцинаций.
И я сразу понял поведение и внешность людей на яхте и в доме. Они все
получали какой-то наркотик; действовали и думали только так, как
приказывали им мадемуазель и ее отец. Я был окружен человеческими
роботами, созданиями, отражениями, копиями де Кераделей.
А что, если я и сам могу попасть в такое рабство?
Чем больше я думал, тем больше верил в свою догадку. Я попытался
вспомнить вечерний разговор с де Кераделем. Не мог. Но у меня сохранялось
впечатление, что я выдержал это испытание успешно, что та другая часть
моего существа не позволила мне допустить ошибку. И я почувствовал
удовлетворение.
И вдруг я ощутил на себе чей-то взгляд. За мной следят. Я лежал лицом
к окну. Глубоко, как во сне вздохнул, и повернулся, закрывая лицо рукой.
Под ее укрытием чуть приоткрыл ресницы. Через мгновение из-под шпалеры
показалась белая рука, отвела шпалеру в сторону, и в комнату вошла Дахут.
Пряди ее спускались до талии, на ней тончайшее неглиже, и она невероятно
хороша. Беззвучно, как одна из ее теней, она подошла к кровати и
остановилась, глядя на меня.
Я заставлял себя дышать ровно, как будто крепко сплю. Она была так
хороша, что мне это удавалось с трудом. Она подошла еще ближе и склонилась
ко мне. Я почувствовал, как ее губы легко коснулись моей щеки. Как поцелуй
мотылька.

И вдруг, так же неожиданно, я понял, что она ушла. Открыл глаза. В
комнате другой запах, незнакомый, смешивался с запахом моря. Он действовал
бодряще. Вдохнув его, я почувствовал, как мое оцепенение рассеивается. Я
сел, совершенно не испытывая сонливости, настороже. На столике у кровати
мелкое металлическое блюдо. На нем гуда листьев, похожих на листья
папоротника. Они дымятся, и этот дым и пахнет так бодряще. Я прижал
листья, дым и запах исчезли.
Очевидно, это противоядие от состояния оцепенения; и столь же
очевидно, никто не сомневается, что я спал без пробуждений всю ночь.
И возможно, пришло мне в голову, зал, заполненный тенями, и муха на
дверной ручке, жужжащая голосом Ральстона, - все это лишь производное
наркотика, воздействие на подсознание, фантастически искажавшее окружающую
действительность и навязывавшее эти искажения сознанию.
Может, на самом деле я всю ночь проспал. Может, мне только снилось,
что я выходил в полный тенями зал... бежал из него и спрятался за
дверью... и пение мне только приснилось.
Но если нет ничего, чего мне нельзя было бы увидеть и услышать, зачем
тогда меня закутали в это сонное одеяло?
Но в одном я был уверен. Мне не приснилось, что Дахут заходила в мою
комнату с листьями.
А это означает, что я реагировал не совсем так, как они рассчитывали,
иначе я не проснулся бы и не увидел ее. Счастливая для меня ошибка, каковы
бы ни были ее причины. Если усыпление повторится, я смог бы использовать
листья.
Я подошел к шпалере и поднял ее. Никаких следов отверстия, стена
внешне сплошная. Конечно, есть какая-то потайная пружина, но я решил не
искать ее. Открыл дверь: задвижки на ней так же гарантировали уединение,
как стена комнаты, у которой три остальные стены отсутствуют. Взял
оставшиеся листья, положил их в конверт и сунул в кобуру Мак Канна. Потом
выкурил с полдесятка сигарет и добавил их пепел к кучке на блюде. Столько
пепла было бы, если бы все листья сгорели. Может, никто и не стал бы
проверять, но кто знает?
Семь часов. Нужно ли мне одеваться и вставать? Через сколько времени
должно подействовать противоядие? Я не знал этого и не хотел допускать
ошибки. Спать подольше гораздо безопасней, чем проснуться слишком рано. Я
снова лег. И действительно уснул, честно и без сновидений.

Когда я проснулся, кто-то выкладывал мою одежду. Лакей. Блюдо с
пеплом исчезло. Было пол девятого. Я сел, зевнул, и лакей с древней
покорностью сообщил, что ванна для владыки Карнака готова. О чем бы ни
думал владыка Карнака, это сочетание древнего раболепия и современных
удобств заставило меня рассмеяться. Но никакой ответной улыбки не
последовало. Лакей стоял, склонив голову, обязанный делать только строго
определенные вещи. Улыбки не входили в его приказ.
Я посмотрел на невыразительное лицо, на пустые глаза, которые,
кажется, совсем не видят ни меня, ни окружающего мира; глаза человека из
другого мира. Но каков этот другой мир, у меня не было ни малейшего
представления.
Я набросил на пижаму халат и закрыл дверь за лакеем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71