Я рассмеялся.
- Это дань вашему искусству. Не так легко избавиться от иллюзий,
созданных вами, де Керадель. Кстати, я хотел бы послать телеграмму доктору
Беннету.
- Жаль, - ответил он, - но буря порвала провод между нами и деревней.
Я сказал:
- Я был в этом уверен. Но я собирался написать доктору Беннету, что
мне здесь нравится и что я намерен оставаться так долго, как мне разрешат.
Что вопрос, который нас с ним интересовал, разъяснился к полному моему
удовлетворению. Что ему не о чем беспокоиться и что позже я объясню все
подробнее в письме.
Помолчав, я посмотрел ему прямо в глаза.
- Мы напишем это письмо вместе - вы и я.
Он откинулся, глядя на меня с ничего не выражающим лицом, но я успел
заметить его удивление при моем неожиданном предложении. Он взял приманку,
хотя еще не проглотил ее.
- Почему? - спросил он.
- Из-за вас, - ответил я и подошел к нему. - Де Керадель, я хочу тут
остаться. С вами. Но не как человек, которого держат - наследственные
воспоминания. И не воображение, которое подстегиваете вы или ваша дочь. Не
внушение... не колдовство. Я хочу оставаться здесь в здравом уме и самим
собой. И чары вашей дочери не имеют к этому отношения. Меня мало
интересуют женщины, де Керадель, кроме нагой дамы, которую зовут Истина.
Из-за вас, только из-за вас я хочу остаться.
Опять он спросил:
- Почему?
Но он заглотил приманку. Его бдительность ослабла. У каждой симфонии
есть главная тема, а в ней основная нота. Так же и с каждым человеком.
Узнай эту ноту, узнай, как ее заставить звучать, - и этот человек твой.
Доминанта де Кераделя - тщеславие, эготизм. Я заставил звучать именно эту
ноту.
- Никогда, я думаю, де Карнак не называл де Кераделя... хозяином.
Никогда не просил разрешения сидеть у ног де Кераделя и учиться. Я
достаточно знаю историю наших семей, чтобы уверенно утверждать это. Ну,
этому конец. Всю жизнь я стремился сорвать с Истины ее вуаль. Я считаю, вы
можете сделать это, де Керадель. Поэтому - я останусь.
Он с любопытством спросил:
- Которой же из двух моих историй вы поверили?
Я рассмеялся.
- Обеим и ни одной. Разве иначе заслуживал бы я быть вашим учеником?
Он сказал, почти задумчиво:
- Хотел бы я верить вам... Алан де Карнак! Мы бы много могли достичь
вместе.
Я ответил:
- Верите вы мне или нет, но как я, будучи здесь, могу повредить вам?
Если я исчезну... или покончу самоубийством... или сойду с ума... это,
конечно, может вам повредить.
Он с отсутствующим видом покачал головой, с холодным равнодушием
сказал:
- Я легко могу избавиться от вас, де Карнак, и никаких объяснений не
понадобится... но я хотел бы вам верить.
- Но если вы ничего не теряете, почему бы не согласиться?
Он по-прежнему медленно сказал:
- Я согласен.
Взял в руки блюдо жертвоприношений и взвесил его. Поставил на стол.
Протянул ко мне обе руки, не касаясь меня, и сделал жест, на который я,
при всем том, что было в моем сердце, не мог ответить. Этому священному
жесту научил меня тибетский лама, которому я спас жизнь... и де Керадель
осквернил его... но все же жест означал обязательства... обязательства,
которые простираются за пределы жизни...
Спасла меня Дахут. В комнату полился поток солнечных лучей. Вместе с
ним появилась и Дахут. Если бы что-то нужно было для подтверждения второй
версии де Кераделя, версии здравого смысла, так это Дахут, идущая в лучах
солнца. Но ней был костюм для верховой езды, сапоги, сине-зеленый шарф,
соответствовавший цвету ее глаз, и берет точно такого же цвета. Подойдя ко
мне в солнечных лучах, она выбила из моей головы и де Кераделя, и все
остальное.
Она сказала:
- Здравствуйте, Алан. Прояснилось. Не хотите ли прогуляться?
И тут она увидела блюдо жертвоприношений. Глаза ее расширились, так
что стали видны белки... и в глазах заплясали фиолетовые огни.
Лицо де Кераделя побледнело. В нем появилось понимание...
предупреждение, известие - от него к ней. Ресницы мадемуазель дрогнули.
Я сказал беззаботно, как будто ничего не заметил:
- Прекрасно. пойду переоденусь. - Я уже знал, что не де Керадель
поставил рядом со мной блюдо. Теперь я знал, что и Дахут не делала этого.
Тогда кто же?
Я вошел к себе в комнату и снова как будто услышал жужжание... Алан,
берегись Дахут...
Может, все-таки тени будут ко мне добры.

18. ПСЫ ДАХУТ
Как бы ни разгадывалась загадка блюда, приглашение Дахут было тем
счастливым случаем, на который я надеялся. Я торопливо переоделся. Мне
представлялось, что ее разговор с отцом будет не вполне дружеским, и я не
хотел, чтобы она переменила намерение насчет прогулки. Возможно, в деревню
мне попасть не удастся, но до скалы, где дежурят рыбаки, я доберусь.
Я написал записку Мак Канну:
- Будьте у скалы ночью от одиннадцати до четырех. Если я не покажусь,
будьте здесь же завтра ночью в те же часы. То же и относительно ночи
послезавтра. Если я тогда не покажусь, передайте Рикори, чтобы действовал
по усмотрению.
К тому времени Рикори уже должен приехать. И если я тогда не смогу
связаться с Мак Канном, значит я в трудном положении, если вообще способен
находиться в любом положении. Я надеялся на изобретательность и
безжалостность Рикори, не меньшие, чем у де Кераделя. И он будет
действовать быстро. Я изготовил дубликат записки: в конце концов, может,
удастся попасть и в деревню. Одну записку положил в двухунциевую бутылочку
и плотно закрыл, вторую сунул в карман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71