Эта мысль
странно успокаивающе подействовала на меня.
Неожиданно звезды и небо исчезли.
Мы оказались под поверхностью светящегося моря.
Я почувствовал, что сила циклона уменьшилась; теперь ветер дул снизу
вверх и в переднюю поверхность куба. Я слышал только шум нашего полета и
ржание испуганного пони.
Осторожно повернув голову, увидел на самом краю куба Вентнора и
Дрейка. Они сидели скорчившись, по-лягушечьи. Я пополз к ним - буквально
пополз, как гусеница; когда тело касалось поверхности куба, сила
удерживала его и позволяла только скользящее движение. И вот как червь
размером с человека я добрался до товарищей.
И когда мои ладони коснулись куба, я окончательно удостоверился, что
как бы он ни действовал, он все равно металлический.
Ошибиться невозможно. Это металл, похожий на полированную платину.
И металл этот теплый, приятный на ощупь, с температурой примерно 95
градусов по Фаренгейту [35 градусов по Цельсию]. Я посмотрел на эти
маленькие светящиеся точки, который - я теперь был уверен в этом -
являются органами зрения; они походили на точки пересечения бесчисленных
плоскостей кристалла. И казались одновременно близкими к поверхности и
очень далекими от нее.
И в то же время они похожи... на что же они похожи? Осознание
сходства вызывало шок.
Похожи на галактики золотистых и сапфировых звезд в глазах Норалы.
Я подполз к Дрейку, приблизил голову к его голове.
- Не могу двигаться, - прокричал я. - Не могу оторвать рук. Мы
прилипли - как мухи. Как вы сказали.
- Тащите их на колени, - ответил он, наклоняясь ко мне. - Это их
освобождает.
Я поступил, как он посоветовал, и, к своему изумлению, понял, что
могу освободить руки. Я ухватил его за пояс, попробовал встать.
- Бесполезно, док. - Прежняя улыбка появилась на его напряженном юном
лице. - Надо ждать. Колени оторвать невозможно.
Я кивнул, подвигаясь еще ближе к нему. Потом опустился на корточки,
чтобы отдохнули мышцы ног.
- Вы видите их, Уолтер? Женщину и Руфь? - беспокойно спросил Вентнор,
поворачиваясь ко мне.
Я всмотрелся в мерцающие сумерки; покачал головой. Ничего не видно.
Наши несущиеся кубы как будто вновь погрузились в туман; как снаряд в
воздухе, мы разрывали этот туман, но он клубился перед нами, стенами стоял
по сторонам и смыкался, когда мы пролетали; из-за него ничего не было
видно.
Но у меня было устойчивое впечатление, что там, за этими туманными
стенами, происходит упорядоченное движение; орды, более грандиозные, чем
войска Чингиз-хана, которые века назад бились об основания этих же самых
гор, проходят взад и вперед. Я мельком замечал огромные фигуры, которые
даже назвать не могу; они быстро мелькали мимо; в тумане виднелись
блестки, подобные огненным копьям.
И всегда, повсюду постоянное передвижение, ритмичное, вызывающее ужас
- как миллионы ног невидимых существ неизвестного, чуждого мира впервые
вступают на наш порог. Они готовятся, тренируются в обширном прилегающем
пространстве между известным и неизвестным, бдительные, угрожающие,
ожидающие сигнала, чтобы обрушиться на нас.

Мне снова показалось, что я на пороге какого-то открытия, откровения,
и я напрягался, пытаясь поймать это открытие, осознать его; и в это время
почувствовал, что скорость наша уменьшается, рев стихает, туман вокруг
редеет.
Туман совсем рассеялся. Я увидел, как распрямились Вентнор и Дрейк;
сам поднялся с трудом.
Мы оказались на краю водоворота, воронки в сверкающем тумане; дальний
конец воронки в миле от нас расширялся в большой круг; его смутно
очерченные края сталкивались со стеной - города. Как будто перед нами на
боку лежит конус из хрустально прозрачного воздуха, а на его изогнутые
стороны давит некая среда, тяжелее воздуха, но легче воды.
Верхняя дуга основания конуса уходила в высоту на тысячу и более
футов; над ней все скрывала мерцающая туманность, похожая на огромное
облако светляков. Со всех сторон от конуса в бесконечность уходила все та
же мерцающая туманность.
И вдруг в ней появились тысячи ярких лучей, они метнулись, заплясали,
сплетались и расплетались, пролетали туда и сюда - как мириады лучей
больших прожекторов в фосфоресцирующем туманном море, как бесчисленные
полосы зари, пробивающие собственный радужный покров. И в игре этих лучей
чувствовалось что-то ужасно механическое, ритмичное и упорядоченное.
Эта игра была - как бы ее получше описать? - целенаправлена; как
перемещение маленьких металлических существ в развалинах, как золотая
песня Норалы, как изменения Разрушителя; и подобно всему этому, в игре
лучей чувствовалось скрытое значение, какое-то сообщение: мозг понимает,
что это сообщение, но суть его постигнуть не может.
Лучи, казалось, поднимаются вверх от самой земли. Теперь они походили
на бесчисленные копья, которые несет марширующая армия титанов; а вот они
превращаются в тучи стрел, испускаемые боевыми отрядами гениев света. Они
вздымаются вертикально, а между ними, раздвигая их, движутся огромные
смутные фигуры, словно образуются и рассыпаются горы; словно темные
чудовища огненного мира пробиваются сквозь густой лес высоких деревьев из
холодного пламени; чудовищная химера бредет через бамбуковую чащу,
раздвигая ее огненными клыками; фантастический левиафан всплывает сквозь
гигантские светящиеся водоросли на поверхность моря под свет звезд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79