Кулун по-прежнему
держался рядом с ним. Человек подошел к самому краю разрушенных укреплений
и принялся молча рассматривать нас.

- Черкис! - прошептала Норала; шепот ее звучал гимном Немезиде [В
греческой мифологии - богиня мести]. Я чувствовал, как тело ее с ног до
головы дрожит.
Волна ненависти, страстное желание убивать охватило меня, когда я
разглядывал глядящего на нас человека. Его лицо - маска зла, холодной
жестокости и черствой похоти. Немигающие, злобно-ледяные черные глаза
смотрели на нас, наполовину скрываясь за толстыми щеками. Свисал тяжелый
подбородок, рот застыл в неизменной жестокой улыбке.
И когда он смотрел на Норалу, в глазах его мелькнуло выражение
желания.
Но от него исходило ощущение силы, грозной, злой, жестокой - но
непреодолимой. Таков был Черкис, потомок, возможно, самого Ксеркса
Завоевателя, который три тысячелетия назад правил большей частью
известного тогда мира.
Нарушила молчание Норала.
- Черак! Приветствую тебя, Черкис! - В ее звонком голосе звучало
безжалостное веселье. - Смотри, я только чуть-чуть постучала в ворота
твоего города, и ты поторопился мне навстречу. Приветствую тебя, жирная
свинья, плевок жабы, толстый червь под моими сандалиями!
Он не обратил внимания на оскорбления, хотя я слышал, как ропот
поднялся среди его воинов, а глаза Кулуна жестко сверкнули.
- Поторгуемся, Норала, - спокойно ответил он; голос у него глубокий,
полный зловещей силы.
- Поторгуемся? - Она рассмеялась. - А чем ты будешь торговать,
Черкис? Торгуется ли крыса с тигрицей? У тебя, жаба, ничего нет.
Он покачал головой.
- У меня есть эти, - и он указал на Руфь и ее брата. - Ты можешь
убить меня и, наверно, многих моих людей. Но прежде чем ты пошевельнешься,
мои лучники прострелят им сердца.
Она смотрела на него, больше не насмехаясь.
- Моих ты уже убил, Черкис, - сказала она медленно. - Поэтому я
здесь.
- Я знаю, - тяжело кивнул он. - Но это было давно, Норала, и я с тех
пор многому научился. Я убил бы и тебя, Норала, если бы нашел тогда. Но
теперь я бы так не поступил, я поступил бы совсем по-другому, потому что я
многому научился. Мне жаль, что те, кого ты любила, умерли так, как они
умерли. Мне искренне жаль!
В этих словах таилась какая-то насмешка, какая-то скрытая издевка.
Неужели он имеет в виду, что за эти годы научился причинять большие муки,
применять более изощренные пытки? Если и так, Норала, очевидно, не
заметила такой возможности истолкования его слов. Она казалась
заинтересованной, гнев ее уменьшился.
- Нет, - бесстрастно продолжил низкий хриплый голос. - Все это теперь
неважно. Ты хочешь получить этого мужчину и эту девушку. Они умрут, если
ты шевельнешь пальцем. А если они умрут, я победил тебя, потому что не дал
исполниться твоему желанию. Я выиграл, Норала, даже если ты меня убьешь.
Вот что сейчас важно.
На лице Норалы появилось сомнение, и я уловил в глубине черных злых
глаз презрительное выражение торжества.
- Бесплодной будет твоя победа над мной, Норала, - сказал он и смолк.
- Что ты предлагаешь? - заговорила она неуверенно; с замирающим
сердцем я услышал сомнение в ее голосе.
- Ты уйдешь и больше не будешь стучаться в мои ворота, - в этой фразе
была сатирическая угрюмость, - уйдешь и поклянешься никогда не
возвращаться. И тогда я отдам их тебе. А если нет, они умрут.
- Но какие гарантии, какие заложники тебе нужны? - Голос ее звучал
обеспокоенно. - Я не могу клясться твоими богами, Черкис, они не мои боги.
По правде говоря, я, Норала, не знаю богов. Я скажу да, возьму этих двоих,
а потом нападу на тебя и уничтожу. Ты ведь так бы поступил на моем месте,
старый волк?
- Норала, - ответил он, - ничего подобного я у тебя не прошу. Разве я
не знаю, кто породил тебя, из какого рода ты происходишь? Разве не держали
твои предки слово всегда, до самой смерти, никогда не нарушая его? Между
тобой и мной не нужны никакие клятвы богам. Твое слово более свято, чем
все боги... о славная дочь царей, принцесса крови!

Теперь громкий голос звучал ласково; не подобострастно, а так, словно
воздавал должное равной себе. Лицо Норалы смягчилось; взгляд ее теперь не
был враждебным.
Я почувствовал уважение к интеллекту этого тирана; но это уважение не
смягчило, а лишь усилило ненависть к нему. Но я понимал всю хитрую
изобретательность его действий: он безошибочно избрал единственно
возможный путь, чтобы она прислушалась к его словам; тем самым он
выигрывает время. Неужели сумеет ее обмануть?
- Разве это не правда? - В вопросе слышалось львиное урчание.
- Правда! - гордо ответила она. - Но почему ты говоришь об этом,
Черкис? Ведь твое слово прочно, как текущий ручей, а обещания крепки, как
мыльные пузыри. Не понимаю, почему ты так говоришь.
- Я изменился, принцесса; прошли годы после моих злых поступков; я
многому научился. С тобой говорит не тот, о ком тебе рассказывали, кого
учили - и справедливо - ненавидеть.
- Может быть, ты говоришь правду. Не таким я представляла себе тебя.
- Она как будто была почти убеждена. - По крайней мере ты прав вот в чем:
если я пообещаю, то уйду и больше не буду угрожать тебе.
- А зачем тебе уходить, принцесса? - Он спокойно задал этот
поразительный вопрос, потом выпрямился во весь свой гигантский рост и
развел руки.
- Принцесса? - прогремел его бас. - Нет, царица! К чему тебе снова
оставлять нас, царица Норала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79