Я хочу есть.
Она недоверчиво, возмущенно взглянула на него.
- Голодны? - воскликнула она. - Вы можете думать о еде!
- Конечно... - оживленно ответил он. - Давайте поработаем, вместе у
нас получится.
- Руфь, - мягко вмешался я, - нам нужно немного подумать и о себе,
если мы хотим ему помочь. Вы должны поесть, а потом отдохнуть.
- Нечего оплакивать молоко, даже если они пролилось, - еще более
оживленно заметил Дрейк. - Я понял это на фронте; мы вопили от радости при
виде пищи, даже если парня, который ее принес, разорвало на клочки.
Руфь подняла с колен голову Вентнора, опустила ее на шелка, гневно
вскочила, сжав кулаки, будто собиралась ударить Дрейка.
- Вы животное! - прошептала она. - А я думала... думала... О, как я
вас ненавижу!
- Вот так-то лучше, - сказал Дик. - Ну, ударьте меня, если хотите.
Чем больше рассердитесь, тем лучше себя почувствуете.
На мгновение мне показалось, что она его послушается; но тут гнев ее
рассеялся.
- Спасибо... Дик, - спокойно сказала она.
И пока я сидел с Вентнором, они вдвоем приготовили еду из наших
запасов, вскипятили чай на спиртовой лампе, набрав воды в журчащем
ручейке. И я знал, что в этих банальностях Руфь нашла облегчение после
невыносимого напряжение и сверхъестественного окружения, в котором мы так
долго находились. К своему удивлению, я обнаружил, что проголодался, и с
глубоким облегчением заметил, что Руфь тоже поела, хоть и немного.
Что-то в ней по-прежнему было неуловимое и тревожное. Может, просто
эффект необычного освещения, думал я; и сразу понял, что это не так;
украдкой поглядывая на Руфь, я видел в ее лице тень все того же
нечеловеческого спокойствия, неземного отчуждения, которое, как я считаю,
больше всего вывело из себя Вентнора и заставило его напасть на диск.
Я видел, как Руфь сражается с этим неизвестным, отгоняет его.
Побледнев, она подняла голову и взглянула на меня. И в глазах ее я прочел
ужас - и стыд.
- Руфь, - сказал я, - нет необходимости напоминать вам, что мы в
трудном положении. Любой факт, любой обрывок знаний для нас необычайно
важен, он может определить наши действия.
- Я хочу повторить вопрос вашего брата: что с вами сделала Норала? И
что случилось с вами, когда вы подплыли к диску?
Вспышка интереса в глазах Дрейка сменилась удивлением: Руфь
отшатнулась от моих вопросов.
- Ничего... - прошептала она, потом вызывающе: - ничего. Не понимаю,
о чем вы говорите.
- Руфь! - теперь я говорил резко. - Вы знаете. Вы должны нам сказать
- ради него. - И я указал на Вентнора.

Она перевела дыхание.
- Вы правы... конечно, - неуверенно ответила она. - Только я... мне
казалось, я с этим справлюсь. Но вы должны знать: я помечена.
Я перехватил быстрый взгляд Дрейка; в нем то же опасение за ее
душевное здоровье.
- Да, - сказала она спокойнее. - Что-то новое и чуждое в самом
сердце, в сознании, в душе. Оно пришло ко мне от Норалы, когда мы летели
на кубе, и он... он поставил на мне свою печать... когда я была... - она
покраснела, - в его объятиях.
Мы смотрели на нее, а она недоверчиво продолжала:
- Что-то заставляло меня забыть вас двоих... и Мартина... и весь
знакомый мне мир. Оторвать меня от вас... от всех... перенести в какое-то
неведомое спокойствие, в упорядоченный экстаз вечной тишины. И я так
хотела подчиниться этому зову, помоги мне Господь!
- Я почувствовала это впервые, - продолжала она, - когда Норала
положила руку мне на плечо. Это ощущение плыло со мной, окутывало меня,
как... как вуаль, с головы до ног. Это спокойствие и мир, и в нем
глубочайшее счастье, счастье бесконечной и абсолютной свободы.
- Мне казалось, что я на пороге неведомых экстазов... а вся моя
прошлая жизнь - только сон: и вы все, и даже Мартин - сновидения во сне.
Вы не были... реальны... и вы... не имели никакого значения.
- Гипноз, - сказал Дрейк, когда она смолкла.
- Нет, - она покачала головой. - Нет, это нечто большее. Это ощущение
- ощущение чуда - все усиливалось. Я вся была полна им. Ничего не помню о
нашем полете, ничего не видела... и только однажды сквозь окутавший меня
туман донеслось предупреждение, что Мартин в опасности, и я прорвалась
сквозь эту завесу и увидела, как он схватил Норалу, а в глазах ее смерть.
- Я спасла его... и снова забыла. А потом, увидев прекрасное
пламенное Существо... я не испытала ни страха, ни ужаса... только
сильнейшее... радостное... предчувствие, как будто... как будто... - Она
смолкла, опустила голову и, так и оставив предложение незаконченным,
прошептала: - И когда... оно... подняло меня, было такое чувство, будто я
наконец вырвалась из черного океана отчаяния и увидела солнце рая.
- Руфь! - воскликнул Дрейк; в голосе его слышалась боль; Руфь
сморщилась.
- Подождите, - сказала она, поднимая маленькую дрожащую руку. - Вы
сами спросили... и теперь должны выслушать.
Она молчала; а когда снова заговорила, в голосе ее звучал странный
низкий ритм, глаза ее сверкали.
- Я была свободна... свободна от всех человеческих пут: страха и
печали, любви и ненависти; свободна даже от надежды: к чему надежда, если
все, чего я хочу, принадлежит мне? Я была частицей вечности и в то же
время полностью сознавала, что я - это я.
- Как будто я превратилась в отражение сияющей звезды на поверхности
тихого лесного пруда; стала легким ветерком, овевающим горные вершины;
туманом, окутывающим спокойную долину; сверкающим лучом зари высоко в
небе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79