Я отвернулся.
Немного погодя он присоединился ко мне; шел молча, опустив голову,
подавленный.
Пройдя сотню ярдов, мы обернулись. Руфь по-прежнему стояла на пороге
загадочного дома, глядя нам вслед. Она помахала нам рукой и исчезла. Дрейк
продолжал молчать. Мы пошли дальше.
Приблизились стены входа. Редкая растительность у подножий скал
совсем исчезла, дорога слилась с гладкой ровной поверхностью каньона. От
одного вертикального среза прохода в скалах до другого тянулся занавес из
мерцающего тумана. Подойдя ближе, мы увидели, что туман не неподвижен; он
походил не на водяной пар, а скорее на световую завесу, странную смесь
кристалла с каким-то раствором. Дрейк всунул в него руку, помахал: туман
не шевельнулся. Он, казалось, проходит сквозь руку, кость и плоть
призрачны и не в состоянии сдвинуть с места сверкающие частицы.
Бок о бок мы вошли в туман.
И я сразу понял, что никакой влаги тут нет. Воздух сухой, насыщенный
электричеством. Я почувствовал возбуждение, электрические прикосновения,
приятное покалывание в нервах, почувствовал веселье, почти
легкомысленность. Мы хорошо видели друг друга и поверхность скалы, по
которой шли. Не слышалось ни звука, казалось, здесь вообще не
распространяются звуковые колебания. Я видел, как Дрейк повернулся ко мне,
раскрыл рот, губы его зашевелились, и хоть он пригнулся к самому моему
уху, я ничего не услышал. Он удивленно нахмурился, и мы пошли дальше.

Неожиданно мы вышли на открытое место, наполненное чистым прозрачным
воздухом. И сразу услышали высокое резкое гудение, похожее на звук
пескоструйной машины. В шести футах справа от нас скала круто обрывалась в
пропасть. Вниз уходил ствол шахты, заполненный туманом.
Но не этот ствол заставил нас схватиться друг за друга. Нет! Из него
поднималась колоссальная колонна, составленная из кубов. Она находилась в
ста футах от нас. Вершина ее поднималась на сто футов над нами, основание
скрывалось где-то внизу.
Наверху ее огромное вращающееся колесо, в несколько ярдов толщиной,
заостренное на конце, где оно касалось скалы, сверкающее зелеными
вспышками; это колесо с огромной скоростью погружалось в поверхность
скалы.
Над колесом к скале крепился огромный металлический шлем с забралом
из какого-то светло-желтого металла; этот шлем, как гигантским зонтиком,
накрывал мерцающий пар, создавая тот участок чистого воздуха, в котором мы
оказались.
А со всей длины колонны мириады крошечных глаз металлических существ
смотрели на нас, озорно подмигивая; не могу объяснить это ощущение, но я
чувствовал, что смотрят они с удивлением.
Колесо продолжало вращаться еще только несколько мгновений. Я видел,
как камень растекается перед ним, как лава. И вдруг, словно получив
приказ, оно резко остановилось.
Голова колонны наклонилась, смотрела на нас!
Я заметил, что режущий край колеса усажен меньшими пирамидами, а на
вершинах этих пирамид чашеобразное покрытие, сверкающее тем же бледным
светом, что и святилище конусов, в котором мы побывали.
Колонна продолжала сгибаться, колесо приближалось к нам.
Дрейк схватил меня за руку, оттащил назад в туман. Нас снова окружила
полная тишина. Мы осторожно продолжали идти, высматривая конец уступа,
чувствуя, как огромное лицо-колесо крадется за нами; боялись оглянуться,
боялись сделать неверный шаг, чтобы не сорваться в пропасть.
Медленно, ярд за ярдом, продвигались вперед. Неожиданно туман
поредел; мы вышли из него.
Хаос звуков окружил нас. Звон миллиона наковален; гром миллионов
кузниц; громовые раскаты; рев тысяч ураганов. Грохот пропасти бил по нам,
как в тот раз, когда мы спускались по длинной рампе в глубины моря света.
Этот гром был насыщен силой, это был сам голос силы. Оглушенные, нет,
ослепленные им, мы закрыли глаза и уши.
Как и раньше, гром стих, повисла удивленная тишина. Потом в этой
тишине послышалось мощное гудение, а сквозь него пробивались звуки, словно
потекла река бриллиантов.
Мы раскрыли глаза, у нас, как рукой, перехватило горло.
Очень трудно, почти невозможно описать словами раскрывшуюся перед
нами картину. Я все хорошо видел и все же не могу воплотить в словах
увиденное, его суть, его душу, то невыразимое удивление, которое оно
вызывало, всю потрясающую душу красоту и необычность, всю грандиозность,
фантастичность и ужас чужого.
Владение Металлического Чудовища, оно было полно, как чаша, его
волей, было ощутимым проявлением этой воли.
Мы стояли на самом краю широкого карниза. Смотрели вниз, в огромное
углубление, в форме правильного овала, примерно тридцати миль в длину, по
моему мнению, и вполовину этого расстояния в ширину, окруженное
колоссальными вертикальными стенами. Мы были в верхнем конце этой обширной
впадины, у окончания ее длинной оси; я хочу сказать, что она уходила от
нас на свою наибольшую длину. В пятистах футах под нами находилось дно
чаши. Исчезли светлые облака, закрывавшие дно прошлой ночью; воздух
хрустально чист и прозрачен; каждая деталь видна со стереоскопической
ясностью.
Вначале зрение улавливает широкую ленту сверкающего аметиста,
опоясывающую всю стену. Лента тянется по горам на высоте в десять тысяч
футов, и от нее спускается этот загадочный мерцающий туман, гасящий звуки.
Но теперь я видел, что не везде эта светящаяся завеса неподвижна, как
та, через которую мы прошли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79