Едва успевают они уйти, как внизу у входной двери раздается топот ног и громкий говор. Это в самом деле охотники на людей из самообороны. Толкаясь и стуча сапогами, команда Пауля вваливается в каморку. Все стоят на жести, откуда уже убрано зерно, ступить на которое в грязных сапогах эти крестьяне, даже выполняя такое задание, не решаются. Впервые в истории хутора вооруженные люди переступили порог сушилки.
Пауль, не теряя времени, приступает к делу:
— Ты видел цыгана?
— Вообще или как?
— Какого черта вообще! — сердится Пауль.— Нынче! Сейчас!
— Никого я здесь не видел, ни еврея, ни цыгана, ни американца...— уклончиво отвечает молодой Анилуйк.
— Он вроде сюда бежал. Старик из Нурме попался нам
навстречу, под мухой был, сказал, что цыган бежал что есть мочи в сторону Айасте...
Пауль беспомощно стоит перед Эдгаром. Его план был очень прост. Если цыган бежал в эту сторону, то, голодный и озябший, он обязательно должен прийти на сушилку. На то он и цыган; будто мышь, шатается по чужим закромам и клянчит милостыню, думает Пауль.
— А может быть, он еще не добрел сюда. Что, если вы пробежали мимо него? Ночь черна, и цыган тоже черный. Что прикажете передать ему, когда он придет сюда?
Двое из команды только ухмыляются.
— Мы должны поймать его сегодня вечером любой ценой,— сжимая приклад винтовки, говорит Пауль.
— Что же он сделал? — любопытствует Эдгар.— Лошадь украл или поджег дом?
— Ты болтаешь, как ребенок,— раздраженно произносит Пауль.— Все цыгане подлежат ликвидации.
— Почему? — усмехается Эдгар. Интересно, чем сосед- хуторянин оправдывает охоту на людей.
Но Пауль и не пытается что-либо обосновывать, не такой он человек.
— Какое мне до этого дело,— пожимает он плечами.— Из волости дан приказ поймать, и дело с концом.
— А своей головы на плечах у тебя нет?
Люди ухмыляются, лицо Пауля багровеет.
— Стража внизу выставлена. Ежели мы поймаем цыгана здесь, я тебе покажу.
— Что?
— Мы знаем что...— неопределенно угрожает Пауль.
Эдгар не питает к соседу никакого уважения. Он говорит
с задором:
— Сегодня ты гоняшься за цыганом, а завтра за тобой самим будут гоняться.
— Будут, ну и пусть, что поделаешь.
— И поэтому вы должны поймать цыгана?
— Бедному цыгану самому лучше, если его возьмут на тюремный паек. Человек он старый, родственников у него нет...
Слышно, как мужики снизу, от печи, с криками и бранью идут по лестнице вверх. Доносятся одиночные голоса:
— Еще и рыпается, поросенок, я тебе покажу!
— Я покажу тебе, как кусаться.
Эдгар бледнеет.
Тяжело дыша и барахтаясь, мужики из самообороны вволакивают сопротивляющегося беглеца в сушилку к своему главному.
— Цыган пойман,— докладывает высокий, сухощавый человек, бывший советник по скотоводству.
Пауль вдруг начинает сомневаться, ему этот человек кажется слишком плечистым для цыгана. Он подводит пойманного к фонарю, на свет.
— Вы что тут комедию ломаете? — рявкает он.— Это, по-вашему, цыган, да? Что?
Охотники на людей пристально оглядывают пойманного. Испуганно убеждаются и они, что поймали младшего сына машиниста Лузиксеппа, а вовсе не цыгана.
— Один человек спокойно вышел из двери, мы подумали, это кочегар из сушилки пошел домой,— извиняется сухощавый.— Другой прятался под жестью в темноте, вот мы и вытащили его...
Яанус усмехается.
— «Подумали»! — передразнивает Пауль.— Где у вас глаза были? Не узнаете своих деревенских!
Мужики виновато молчат.
— Под жестью ни зги не видать, разве там заметишь,— боязливо говорит сухощавый.
— Погодите, вставят вам глаза,— угрожающе произносит Пауль.— С вами то и дело странные вещи творятся, а вы все едино — не видел, не слышал. Прошлый год с парашютистом то же самое — упустили... Сговорились, не иначе...
— С кем же мы, по-твоему, опять... это... сговорились? — зло спрашивает бородач из Сиргасте.
— С коммунистами, а то с кем же.
Хозяин Сиргасте вздыхает. Ему к зиме надо бы утеплить стену хлева, но взяться некому. Хорошо было бы нанять цыгана, да вот облава...
— Ну так, теперь цыган у вас в руках, можете спокойно идти домой, на боковую,— издевается Эдгар.— И Железный крест вам обеспечен.
— Ты, молокосос, держи язык за зубами!
Пауль проверяет ружье и приказывает своей команде:
— Марш! За цыганом! Надо поймать этого оборванца. Живым или мертвым!
Так происходит в эту осень охота на людей, и раз уж она вошла в моду, ее не так-то легко остановить. Машина злобы и мести работает с грохотом, и никто не в силах заглушить ее ярость и тем более сдержать, ибо в людях и между людьми разверзлась ужасающая пропасть.
Парни, как и прежде, насыпают зерно в большие бездонные мешки, и фонарь на гвозде горит тусклым, хмурым пламенем. Язычок огня под закоптелым стеклом будто порывается подняться выше и как бы возвестить о себе, но не в силах. Двое парней работают и должны бы остаться делать этот благородный труд. Но дрова для хлеба уже заготовлены, утром хозяйка разведет огонь в печи, чтобы в срок заготовить хлеб на дорогу. Послезавтра они уйдут на войну и будут вынуждены жить чуждой для них, противоестественной жизнью.
И мы никогда больше не увидим их, даже во сне.
ТАНЕЦ ЧЕТВЕРТЫЙ
Ненастное, облачное утро в октябре. Из тумана темной зловещей стеной вырастает лес Варсаметса; на заблудившихся среди елей березах и осинах еще колышутся желтые листья. Только одинокий трактор прорезает своим мощным рокотом седое таинственное молчание леса. Угрожающе рыча и хлопая гусеницами, движется он в тумане, будто большое злобное животное, таща за собой старый паровой котел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54