Солнце уже высоко, и овцы ждут, когда их выпустят.
Таавет вскипает. Вот оно как! Вернулся, стало быть, на родной хутор! А тут все права у паршивого барана, вот тебе на! Но нет! Он вытаскивает из-за шкафа чемодан, ставит на стул и открывает его. Зря он вчера выложил вещи, надо было бы сперва малость оглядеться и прислушаться, чем здесь живут люди, чем дышат. Он раздумывает какое-то мгновение, с чего начать, затем приносит из кладовки клещи и начинает выдергивать гвозди, на которых держится почетная грамота. Бумага с печатями, шелестя, падает на пол.
— Ах ты сатана,— тихо бранится Таавет.
Он не может достать грамоту, не выдвинув из угла кровать. Надо повозиться, но приступившего к делу хозяина это не пугает. Он берется за спинку кровати и везет ее по полу, при этом одна ножка угрожающе поскрипывает. Наконец Таавет поднимает грамоту и кладет на дно чемодана, потом открывает, шкаф, снимает с вешалки темно-синий костюм, собирает белье, что было куплено еще перед отъездом, в районном центре, и бережно укладывает в чемодан. В самом низу шкафа он находит трубу, своего старого милого дружка, и размышляет, куда ее положить.
Дверь звякает, в передней слышны шаги хозяйки. Она появляется на пороге задней комнаты, дружелюбная и мягкая, держа в руке корзинку с вязаньем.
— Спицы забыла,— извиняясь, произносит она.— Нынче день погожий, людям приятно работать. К обеду свяжу чулок.
— Нда,— неопределенно произносит Таавет.
Взгляд Мийли падает на стену, где только что висела грамота. Замечает она и чемодан с одеждой.
— Куда ты? — удивляется она.— Зачем ты вытащил одежу... В город едешь, что ли?
Таавет будто не слышит, он упрямо укладывает чемодан. Костюм не помещается, заходит за край, и Таавет пытается спрессовать вещи и сдавить крышку.
— Зачем ты сунул в чемодан пиджак? Сомнешь еще, а мне потом гладить, кроме меня-то некому.
— Я вижу, ты с бараном заодно, на его стороне стоишь,— обидчиво говорит Таавет.
— Какая еще там сторона!
— Не уберешь барана, я уеду в город к племяннице.
— Я-то думала, ты шутишь. Что он тебе такого сделал, баран этот... Велика беда...
— На этом хуторе не один десяток лет уже шуток но признают.
— Что же мне делать? — всерьез удручена Мийли. Ей совсем не нравятся планы Таавета. Только что объявился и вот — готов уехать.
— Я или этот бесов баран,— упрямо твердит Таавет.
— Ты или баран?
— Да.
— Ладно,— решает хозяйка. — Только перестань выкобениваться. Посмотрим...
Мийли выходит, Таавет идет за нею на крыльцо, видно, душа его все еще не успокоилась.
— Скажи председателю, баран, мол, злой... Что ты боишься ходить со стадом — того гляди нападет... Пусть уведет этого зверюгу из Айасте, съест сам или накормит шефов.
— Уж я-то знаю, что сказать,— говорит Мийли.— А ты выгони овец из хлева и пока пригляди за ними. Не велико это дело, так только — посматривай.
Мийли уходит вдоль придорожного выгона, под гору.
Таавет открывает дверь хлева и отходит в сторону, чтобы овцы могли выйти. Из полутемного хлева молнией выскакивает баран, будто он ожидал за дверью прихода хозяина или даже подловил подходящее мгновение, глядя сквозь щель в стене. Торжествующе, не питая почтения к бывшему хозяину хутора, он толкает Таавета в живот. Таавета берет оторопь, он инстинктивно отшатывается и дает волю своим старым одеревеневшим ногам, трусит в сторону. К счастью, баран не собирается гоняться за ним, он останавливается и смотрит на солнце, будто его интересует погода.
Таавета разбирает злость на барана... Я тебя вышколю, сволочь, думает он и заходит в овин. Возвращается он со старой плеткой, которой когда-то орудовал на пахоте, и решительно шагает к барану, чтобы воздать ему должное.
Погоди же, попялишься ты у меня на солнце, со злостью думает Таавет. Он начинает суд и расправу, вытягивая плеткой обнаглевшего барана. Но баран артачится по-прежнему, веревочная плеть не причиняет ему боли, разве что только дразнит его,— толстая шерсть оберегает его бока и спину. Он уже не пялит глаза на солнце, решает с честью вступить в очередную баталию и пятится, беря разгон для атаки,— так уж он привык действовать. И только тут Таавет Анилуйк, повидавший виды старикан, понимает, что от его плетки толку мало. Баран мчится на него как оглашенный, и ничем тут не поможешь.
— Туке, возьми его! Туке! — в отчаянии кричит Таавет.
Пес растянулся на травке. Хотя он и не больно зубаст, все
же вскакивает на ноги и успевает в последнюю минуту укусить барана в заднюю ногу. Баран останавливается, поворачивается к новоявленному врагу и, выставив рога, пытается преследовать его. Однако Туке не плошает, он бесстрашно кусает барана в губу. Дерзкий баран посрамлен и улепетывает.
— Бог в помощь! — вдруг раздается за спиной.
Таавет поворачивает голову и видит моложавого человека,
идущего вдоль садовой изгороди во двор. Таавет тушуется и пытается спрятать плетку за спину. Ему стыдно, что чужой человек мог заметить, как он карал барана.
— Спасибо! — отвечает он глухо.
Человек приветливо улыбается. Это крупный и сильный мужчина, на плечах у него промасленный пиджак, на ногах кирзовики. Идет он потупясь, словно опечаленный чем-то. Дружески протягивает руку Таавету:
— Гляди-ках неужто сам хозяин вернулся...
— Да, закончил науки. Теперь вот пасу овец, как библейский Иаков.
— Ну что ж, и эта работенка не пыльная.
Таавет пожимает его узловатую руку, с интересом приглядывается к нему, но все же не узнает.
— Кто сам-то будешь? — наконец спрашивает Таавет.
— Сааремяги,— улыбается человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54