— Ах, Сааремяги Аугуста сын. Вот не думал.
— Много времени утекло... Будь добр, хозяин, пусти меня в кухню, там у меня аккумулятор в углу.
Таавет на мгновение оглядывается в ту сторону, куда удрал баран, и кивает.
Комбайнер вытягивает аккумулятор из-под скамейки для воды, берет его под мышку как поросенка, и Таавет снова навешивает замок на дверь, хотя сам и не собирается идти куда- нибудь далеко. Он охотно бы поговорил с односельчанином, появившимся в поле его зрения, но комбайнер очень занят и времени у него, видимо, в обрез, погода хороша.
Сааремяги стоит в воротах сада, поводит плечом и говорит рассудительно:
— А не хочешь, хозяин, работенку получить? Мне бы помощника надо. Был тут один школьник, да ушел с первого сентября в школу.
— Не знаю еще,— колеблется Таавет. Слишком неожиданное это для него предложение.
— Руки-ноги на этой работе не шибко утруждать, а колхоз даст еще и зерна.
Таавет гонит овец на поле. Комбайнер идет перед стадом, как новоявленный пастырь, с аккумулятором под мышкой. Хозяин молчит, он, само собой, не против такой работы, к тому же в Сибири убирал хлеб на комбайне, но все же как-то неловко сразу сказать «да». Сааремяги ничего больше не говорит, видимо, считает дело решенным.
Они подходят к старому паровому котлу.
— Пора бы этот старый чайник в утиль сдать,— говорит Арво.— Вечно он стоит на дороге, прямую борозду не проведешь и с комбайном не проедешь.
— Как здоровье Эльмара?
— Да что там. Ковыляет по дому. Иной раз сюда прибредет на котел поглядеть, посидит малость, покурит и скажет: вот, мол, опять пришел со старым другом поговорить. Дело стариковское, скучно одному, много ли наплетешь корзин.
Овцы разбегаются по пару, резвятся, щиплют травинки, одним словом, живут своей жизнью. Таавет наблюдает, как комбайнер ставит аккумулятор. Но прежде чем он успевает завести комбайн, из леса появляется не совсем обычный человек и спорым шагом всходит на бугор. Он в сером плаще, одна рука неподвижно топорщится в кармане, в другой — пузатый портфель.
Хмурое облачко набегает на лицо Сааремяги.
— Ээди Ээснер идет,— произносит он мрачно.— Не знаю, что ему тут нужно!
Еще издали, почти от самых рябин, раздается громовое «привет» Ээснера. Земледельцы отвечают ему сдержанно.
— Я пришел застраховать вашу жизнь,— сразу же приступает к делу Ээснер, открывает на колене свой портфель и выуживает из него несколько бумаг.— «Как солнышко в небесной сини, трепещет жизни огонек», — говорит поэт. Вот я и хожу тут, чтобы сохранить ваш огонек, не дать ему угаснуть. С вами могут случиться всякие несчастья: можете угодить в какую-нибудь шестерню, лошадь может понести, вилы впиться вам в бок... И на случай общей неработоспособности можем заключить договор.
— Ты что, перешел на другую работу? — спрашивает комбайнер, прерывая поток его слов.
— «Все течет, все изменяется», — сказал какой-то мудрец.
— Так что теперь ты страховой агент?
— Как видишь,— отвечает Ээснер и бойко продолжает: — Договора на смешанное страхование жизни заключаются со всеми гражданами Советского Союза, с шестнадцати и до шестидесяти пяти лет. Кстати,— поворачивается он к Таавету.— Ты мог бы взять полис, это совсем недорого, и не надо все сразу платить. Деньги можешь перевести, нужно только написать заявление.
— Нет, не нужно мне никакого полиса,— отвечает Таавет так резко, что Ээснера на мгновение берет испуг. Но он быстро приходит в себя, всяких людей повидал.
— Как хочешь. А ты, Сааремяги, должен застраховать свою жизнь. Ты молод, и кто знает, что еще может случиться с тобой — вся жизнь впереди. Если с тобой что-то случится, Вильма получит хорошую сумму. В случае потери кормильца мы выплачиваем жене всю сумму. Условия очень выгодные.
— Застрахуй лучше свою жизнь, не то вдруг где-нибудь свалится кирпич тебе на голову,— зло говорит комбайнер.
— Что означает эта загадка? — вскидывается страховой агент.
— Ничего особенного, только то, что несчастье не приходит по зову,— угрюмо отвечает комбайнер, садится и заводит мотор. Нет у него времени прохлаждаться со всякими бездельниками, солнце стоит высоко, и роса высохла.
Ээснер видит, что сегодня здесь ничего не выгорит со страхованием жизни и защелкивает свой коричневый портфель.
Но внезапно его атакует с фланга баран.
Портфель выпадает из руки агента, и, когда Ээснер наклоняется поднять его, он получает сильный тычок в бок, так что даже стонет. Баран стоит рядом, раскорячив ноги, и смотрит всей своей дурацкой бараньей мордой.
Это уже последний танец вокруг дряхлого парового котла.
Комбайн все удаляется по ячменному полю, оставляя за собой белесую полосу стерни. Утро в разгаре, в осеннем воздухе порхает сладкая соломенная пыль, и молотилка ритмично гудит. Никогда не исчезнет с этих полей милая сердцу крестьянина музыка молотьбы.
Таавет и Сааремяги даже не замечают потасовки между Ээснером и бараном, им это ни к чему. У них в жизни свой смысл и свое назначение; а кто это забывает, тот оплевывает корни человеческие. Они исполняют свой труд, невзирая ни на что, ни на пожары и несчастья, несмотря на все, что может постичь людей.
Пройдет сколько-то времени, может быть, даже целое поколение, прежде чем семя даст обильное зерно; канут в забытье старые заботы и страдания, превратятся в перегной, и сквозь время, словно сквозь прозрачную родниковую воду, можно будет увидеть э глубине, как сверкает прежняя, перевоплотившаяся красота.
Прекрасен день жатвы, и зерно зреет во веки веков. Да будет благословен этот день, и воздадим ему хвалу, пока на устах живут слова, в душе мысль и солнечный лик не потух над Варсаметса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54