Помедлив немного, он зашагал домой.
«Факел» (рум.) — название газеты.
ГЛАВА 2
Дома никого не было. На холодильнике лежала записка, в которой наскоро было нацарапано: «Штефан, милый, как это страшно! Весь день не нахожу себе места, то и дело плачу. Ты, конечно, уже знаешь о самоубийстве дядюшки Пэкурару. Зачем, зачем он это сделал? Покорми Петришора. Меня не жди, когда вернусь, не знаю, сам понимаешь... Санда». И все. А где его взять, Петришора? Штефан спустился во двор, вышел на улицу — никого. Спросил у соседей. Безрезультатно. «Хорошо хоть Санды нет, а то бы уже названивала в милицию. Пропадает чертеныш, и следов не сыщешь!» — подумал он. Вернувшись домой, тяжело опустился на диван, откинулся на спинку, устало закрыл глаза. И в памяти сразу же всплыли картины: завод, цехи, административный корпус, «белый дом», как окрестили рабочие высокое здание с четырьмя проектными мастерскими... И снова думы невольно вернулись к Косме.
Дружба их зародилась давно, о ней знали все. «Три мушкетера» — Штефан, Павел и Дан Испас — были неразлучны, хотя резко отличались друг от друга и внешне и внутренне. Павел был невысок, хорошо сложен, его, как говорится, голыми руками не возьмешь. Могучие плечи и стальные мускулы выдавали тренированного спортсмена. Он и вправду активно занимался спортом, играл когда-то в заводской футбольной команде, у него даже были болельщики, обожавшие его. А в академии «Штефан Георгиу» прославился как хороший волейболист. Однако, увлекающийся и необузданный, он слишком остро переживал игру — каждый неудачный пас или потерянный мяч приводил его в бешенство, а проигрыш в дружеской встрече становился для него настоящей трагедией. Наружность у него была не особенно привлекательная — большая круглая голова, мощные челюсти, немного приплюснутый нос — последствие его увлечения боксом,— карие раскосые глаза, в которых то и дело вспыхивало нетерпение или раздражение. Своих чувств скрывать не умел, все они отражались на лице, которое менялось, как мартовское небо. В выражениях был несдержан, и тот, кто попадал ему на язык, на снисхождение мог не рассчитывать. Когда-то он был классным токарем, газеты хвалили его за освоение методов скоростной расточки, одним из первых его наградили орденом Труда. Аттестат зрелости он получил в вечерней школе рабочей молодежи, а затем без отрыва от производства закончил политехнический. Так же как, впрочем, и Штефан. Павел, когда при нем отзывались пренебрежительно о заочниках, вспыхивал как спичка. Штефан же оставался невозмутим: «А ты попробуй сам так поучись. Без праздников, без выходных, без развлечений, даже самых простых. После завода — в школу, оттуда в общежитие, зубрежка ночами напролет при свете настольной лампы, за которую все тебя проклинают. И как награда — диплом в тридцать лет, вместе с юнцами, у которых молоко на губах не обсохло...» Косма, впрочем, и тогда находил время для девушек. Как — знал только он один. Но, судя по его намекам, подружки у него не переводились. Как-то Штефан упрекнул его в этом, и он тут же взорвался: «Ты что же, хочешь, чтобы я был монахом вроде тебя? Да я же мужик в расцвете сил. При чем здесь стыд, я ничего плохого не делаю». «Да не об этом я,— сердился Штефан. — Просто не могу понять, почему ты с таким пренебрежением отзываешься о женщинах, словно это какие-то низшие существа». «А разве не так?! — вскидывался Павел. — Они слабее нас не только физически, но и духовно». — «Откуда ты взял?» — «Из собственного опыта! Того самого, которого у тебя, если уж на то пошло, и не хватает». — «Ничего себе коммунист! — развел руками Штефан. — Ну а если тебе зададут сочинение на тему о равенстве мужчины и женщины, тоже так напишешь?» С обезоруживающей искренностью Павел признался: «Конечно, нет! Напишу, как в книжках. Все, что надо. Ведь в сочинении проверяются моя идеологическая позиция и теоретические знания, а жизнь есть жизнь, и я отношусь к женщинам так, как они заслуживают... Ну да бог с тобой! Тебя ведь пока жареный петух в темечко не клюнет, ты не поумнеешь». Как они сдружились, абсолютно непонятно. Может, и в самом деле сплотила их эта трудная жизнь и будущая профессия, которую они оба просто боготворили. А вот люди и их взаимоотношения стали предметом постоянных разногласий. Если Штефан ко всем относился с уважением и пониманием, то Павел всерьез никого не принимал, подшутить или высмеять — на это он всегда был горазд. И тем не менее они были настоящими друзьями. В партийной академии дружба окрепла еще больше. Именно здесь обнаружились организационные способности Космы, умение правильно распределить силы и средства, его неисчерпаемая энергия и изобретательность в поисках решений. А Штефан увлекся общественными науками. Нельзя сказать, чтоб он совсем забросил технику, но философия и социология захватили его почти целиком. Теоретическая мысль интересовала его как база для практики.
А жизнь шла своим чередом. Павел заметно посерьезнел и в один прекрасный день потряс всех известием, что женится на журналистке Ольге Стайку, слушательнице курсов повышения квалификации в их академии. И хотя Косма далеко не сразу познакомил жену со своим другом, зато потом Штефан провел немало приятных вечеров в их компании, куда Ольга привносила неистовую энергию и жизнерадостность своей профессии. Штефан еще долго оставался холостяком — «не убежденным, а вынужденным», как он невесело оправдывался. А когда он, уже за тридцать, познакомился с Сандой и решил жениться, супруги Косма, естественно, заняли на свадьбе почетное место свидетелей.
Что связывало их с Даном Испасом, понять было нелегко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123