— Верно, — подтвердил я. — Значит, скоро я тебе её верну.Глаза охранника открывались уже с трудом, в замедленных движениях стала наблюдаться вялость.— Сороковая камера, — кивнул он головой, а точнее, уронил её на грудь.— Где ключ? — спросил я.— Возле двери, — ответил он.— Возле остальных дверей ключей не было, — с сомнением заметил я.— Остальные ключи хранятся где-то наверху, — пробормотал он. — Я не знаю где.— Спасибо.Я двинулся по направлению к девятому коридору.Вскоре в свете факела мне на глаза попалась камера с номером сорок на небольшой металлической пластине.Я открыл окошко для наблюдения. Внутри темной, мрачной камеры я едва сумел различить скрюченную фигуру лежащего у дальней стены закованного в цепи человека.Ящик для ключа находился слева от замочной скважины, футах в четырех от окошка для наблюдений. Маленький, тяжелый металлический ящик был намертво вделан в каменную кладку стены. Отпирался он несколькими поворотами болта с выпуклой головкой. Я проделал все необходимые операции, достал из ящика ключ, вставил его в замочную скважину, отпер замок и открыл тяжелую металлическую дверь камеры. Подняв факел повыше, я вошел внутрь.Напуганный светом урт, подбиравший из железной миски остатки овсяной каши, выскочил у меня из-под ног и скрылся в узкой расщелине в стене.В камере стоял спертый запах промокшей соломы и экскрементов урта и человека.Пленник — небольшого роста, совершенно раздетый, похожий на скелет человек с седыми всклокоченными волосами и блуждающим взглядом ввалившихся глаз проснулся и, увидев меня, испуганно запричитал плаксивым голосом нечто невразумительное. Он, пошатываясь, поднялся на колени и худой, изможденной рукой прикрыл глаза, очевидно давно отвыкшие от света.— Кто вы? — шепотом, скорее похожим на едва слышный вздох, спросил он.Я заметил, что узник ещё вовсе не стар, хотя волосы у него на голове свисали редкими, совершенно седыми прядями. Одно ухо у него отсутствовало.— Мое имя Куурус, — сказал я, отводя факел от пленника.Его шея, ноги, руки, были прикованы несколькими тяжелыми цепями, соединенными со вделанными в стену кольцами, хотя даже одной из таких цепей вполне хватало, чтобы удержать человека. Значит, этот человек должен быть не обычным пленником. Я заметил также, что длина цепей была строго рассчитанной и предоставляла лишь столько свободы в движениях, чтобы он мог дотянуться до миски или отогнать наиболее назойливо нападающих на него уртов. Судя по всему, содержащим его здесь было необходимо на некоторое время оставить его в живых, хотя маловероятно, чтобы в столь жалких условиях он мог просидеть здесь сколько-нибудь длительный срок.Я огляделся и, увидев в каменных плитах стены скобу, вставил в неё факел. Возвращаясь к пленнику, я спугнул ещё трех-четырех мотнувшихся в разные стороны уртов.— Вы из черной касты, — прошептал он. — Наконец-то они решили со мной покончить.— Относительно меня вы ошибаетесь, — ответил я.— Меня снова будут пытать? — с дрожью в голосе спросил он.— Не знаю.— Убейте меня, — попросил он.— Нет, — сказал я.Он глухо застонал.Я ещё раз взглянул на его тщедушное, измученное, покрытое кровоподтеками грязное тело, всклокоченные поредевшие седины и шрам на месте уха, потом отыскал на полу несколько камней, ногами забил ими щели и отверстия, через которые в камеру проникали урты.Не веря своим глазам, почти привыкшим к свету факела, пленник следил за каждым моим движением.Я снова вернулся к нему. Под металлическими наручниками и кандалами на щиколотках и запястьях пленника виднелись кровавые рубцы, превратившиеся в толстые сплошные нарывы. Вероятно, он пробыл в цепях уже несколько месяцев.— Зачем вы пришли? — спросил он.— Сегодня Кейджералия, — неопределенно ответил я и протянул ему бутылку с пагой.— Кейджералия?— Да.Из его груди вырвался хриплый надрывной смех.— Я был прав. Значит, я был прав!— Я не понимаю.Он запрокинул голову и поднес к губам бутыль. Я заметил, что у него во рту почти не осталось зубов, большинство из которых, вероятно, были выбиты или сгнили от долгого пребывания пленника в столь невыносимых условиях.Я насилу оторвал от него бутыль. Мне вовсе не хотелось, чтобы он убил себя лишними глотками паги, от которой его организм давно отвык.— Я был прав, — кивая головой, снова произнес он.— В чем?— В том, что сегодня Кейджералия, — ответил он и, отклонившись в сторону, показал на стене у себя за спиной длинный ряд тонких отметин, сделанных на каменной поверхности, очевидно, краем миски или металлическим наручником.— Все совпадает. Сегодня — Кейджералия, — повторил он.При взгляде на этот грубый календарь у меня невольно перехватило дыхание: ряд отметин был слишком длинен.Он снова глухо рассмеялся.Я дал ему сделать ещё глоток паги.— Иногда, — сказал он, — я не был уверен, сделал ли за день отметку или забью, а в иные дни боялся, что отметил их дважды.— Вы были аккуратны, — заметил я, внимательно всматриваясь в ровные ряды отметин, соответствующих пятидневным неделям, объединенным в месяцы и разделенным равномерно чередующимися Переходными стрелками.Я быстро сделал подсчет и сказал, указывая на самую первую отметину:— Это первый день ен'кара прошлого года.Беззубый рот растянулся в улыбке, глаза засверкали от удовольствия.— Да, — ответил пленник, — это первый день ен'кара 10118 года.— И произошло это незадолго до моего появления в доме Кернуса, — произнес я, чувствуя, как задрожал мой голос.Я снова протянул ему бутыль.— Ваш календарь очень точен, — сказал я. — Он вполне достоин писца.— Я — писец, — сказал человек.— Я знаю, — ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144