— Пойдем. — Алена шла впереди.— Куда?— Пойдем в церкву.— Она ж закрыта!— Там замок, он без ключа… Дерни покрепче, он откроется. Пойдем, Степа.— Да зачем? — не понимал Степан, поднимаясь, однако, по ступеням к широким дверям церковным. — Чего там делать-то?— Побожимся. Дадим клятву нерушимую перед Божьей Матерью, что никогда-никогда не забудем друг про дружку. Вечно будем любить и помнить… Степан, ты же согласился делать седня, как я прошу. Ради Христа, Степа…«Блажит баба, — подумал Степан. — Шлея попала».— Дергай, — велела Алена.Степан без усилия разомкнул большой ржавый замок… Они вошли в церковь. Из верхних узких окон лился лунный свет, светлыми мечами рассекая темную, жутковатую пустоту храма. Один такой луч падал на иконостас, на икону Божьей Матери с Иисусом на руках. Алена вдруг подавленно вскрикнула и пала на колени перед высветленной иконой. Степан невольно вздрогнул от ее вскрика.— Становись на колени, Степушка! — громким шепотом, сама не своя, заговорила Алена. — Светится, матушка! Вся светится. Говори за мной: матушка, царица небесная!.. Степа, стань на колени, ради Христа! Ради меня… Ради всех…Степан опустился на колени, изумляясь, как неистово может заблажить баба.— Говори: матушка, царица небесная…— Я в уме буду.— Не надо в уме. Говори за мной: матушка, царица небесная, как ты любишь своего дитятку, так и я буду…— Алена! — воспротивился Степан. — Все клятвы эти у меня в голове. Я их знаю… Помню.— Степа, говори… — Алена заплакала. — Как ты любишь своего дитятку, так я буду любить близких своих, никогда их не забуду…— Я и так не забуду! — разозлился Степан. И встал. — Не реви! Кликуша какая-то… Чего ты седня?— Поклянись, Степушка, поклянись, поклянись! Она нам поможет, матушка…— Клянусь, — сказал Степан. — Чего с тобой делается-то?..— Не забуду родину свою, не забуду близких своих…— Куда я, к туркам, что ль, побегу? Чего ты седня?— Жену свою не забуду и не брошу. Не променяю ни на кого…— Не променяю. — Какой толк менять-то вас? Встань, не дури, Алена…И тут чей-то голос, увеличенный пустотой церковной, громко спросил сзади:— Это кто по ночам в церкви ходит?Алена, в экстазе молитвенном, не узнала тот голос, шлепнулась от страха на четвереньки. Степан узнал — то был Корней Яковлев, крестный отец его. То ли он случайно — не спалось — увидел двери церкви раскрытыми (он жил напротив церкви, через площадь), то ли нарочно караулил редкого гостя… По голосу — не похоже, что со сна.Степан поднял Алену с пола. Успокоил.— Господи, матушки… — едва опомнилась Алена. — Чуть ума не решилась.— Здоров, Степан! — приветствовал Корней Степана. — Чего же ночью-то, а не днем?— А ночь вишь какая — светло…— Ну, пойдем в гости?— Нет, в гости я к тебе не ходок, — отрезал Степан. Не зло, впрочем, сказал, однако твердо. — Говорить хошь? Давай тут. Есть чего говорить-то?— Э-э, мало ли! Столько время прошло…— Степа, чего же зайти-то не хошь? — встряла Алена, сообразив, что теперь самый раз отговорить Степушку от дурных мыслей.— Помолчи! — велел ей Степан. Он стал догадываться, что свидание с Корнеем — подстроено. — Чего хотел спросить, кресный?— Хотел спросить… Может, зайдешь все же? Чего мы здесь, как… — Корней хотел сказать «воры», но вовремя спохватился: Степана кое-кто как раз и величал «вором». — Как враги лютые, — досказал Корней. — Дом-то рядом. Да и твой дом — тут же. Хоть к тебе пойдем.— Пойдем, Степушка, пойдем, — взмолилась Алена. Но ее не слышали, не до нее.— Мой дом не тут, Корней…— Где же? В Кагальнике?— В чистом поле. Дом большой, крыша высокая… Жильцов много.— Кого-кого — голи всегда хватало. Чем тут хвастаться…— Чего спросить-то хотел?— Спросить хотел… Больше устеречь хотел, чем спросить… Неладное затеваешь, Степан. Вижу. Но спрашивать — чего затеваешь — не стану. Не скажешь. Но три раза все же спрошу тебя. А ты ответь.— Ну?— Ты к царю послал станицу челом бить…— Послал.— Погоди, это не спрос, это я знаю. Больше знаю: помилует тебя царь…— Снюхались? С царем-то… Небось посылал уж к ему?— Нет, догадываюсь. Снюхаться мы с им всегда успеем — я служу ему, Степушка. И ты служишь… Ты его хлеб ешь.— Ну. Дальше.— Я становлюсь старый. Мне скоро дороже покой будет, чем знатность всякая. Кто войсковым станет? После меня.— Найдете. Свято место пусто не бывает.— Ты станешь. Хошь, так сделаем: я раньше время пошлю к царю… попрошу сложить с меня войскового…— Ну-у, кресный! — искренне удивился Степан. — Что эт тебя так допекло? Атаманствуй на здоровье.— То меня допекло, — не выдержал Корней отеческого тона, — что еслив ты, кобель, забунтуесся, то и нам всем головы не сносить. Вот то и допекло.— Так и говори. А то — знатность ему надоела.— Я отдам тебе, отдам все!.. Бери. Дай дожить спокойно. Дай голову в могилу с собой унесть. Жалко мне ее — на колу-то будет сушиться. Все тебе отдам!..— Не хочу. Мне ничего от тебя не надо. А что надо — сам возьму. Только — не надо.— Другое, что хотел спросить тебя…— Спрашивай.— Ты знаешь, еслив ты подымесся против воли царя, он нас хлебного припаса лишит. Весь Дон. Знаешь? Ты же на голод нас обрекешь… Он уж и теперь не шлет вон!— Врешь! Лукавишь, старый. Вас он припаса не лишит. Он боится, как бы я тот хлеб не перехватил выше, оттого и не шлет вам пока. Я это не сделаю. Если хошь говорить по правде, говори, не лукавь. Не делай из меня недоумка.— Недоумка из тебя никто не делает… Не сделать. Но не великим умом грешат, Степан, грешат волей. С недоумком я бы не разговаривал тут.— Какой ишо спрос?— Куда хошь ийти по весне?— Этого я… не только тебе или царю, а самому господу богу не скажу. Все?— Все. Ты знаешь, на што ты идешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121