Молодые волки гонят козу или там еще кого на старых и сильных убийц, которым остается только выскочить в определенный момент, броситься на загривок и – ш-шах! – зубами по горлу. И все кончено. Понимаешь, тактика что у одних, что у других совершенно одинаковая – окружить, загнать в угол и убить. И кто волк, а кто охотник – сам черт не разберет... По жизни я себя всегда чувствовал волком. Мне всегда казалось, что волки точно так же, как я, одиноки. Им не за кого беспокоиться. Они отвечают только сами за себя. Они сильные, смелые, ничего не боятся и ни перед чем не пасуют. Они, как и я, настоящие охотники. Я всю свою сознательную жизнь, после детдома, только и делаю, что охочусь, образно говоря. Все время воюю с кем-то. То с «духами», то с шушерой всякой блатной... И всю свою жизнь я был по ту сторону красных флажков. А теперь я сам окружен. Понимаешь?
Банда не был уверен, что доходчиво объяснил Коле причины той смутной тоски, которая грызла в последние дни его сердце, но лучше высказаться он не сумел. Но Самойленко, видимо, понял его. Коля сидел теперь притихший, задумчивый и, когда Банда замолчал, подытожил:
– Не хочется волку попадать в пасть волкам же.
– Да, не хочется.
– А ты и не попадешь; Не грусти, – вдруг оживился Самойленко. – Тебе просто повезло, что я приехал. Я подниму хороших людей, на уши поставлю кого следует...
– Ты ничего не сумеешь.
– Слушай, – не на шутку рассердился журналист. – За кого ты меня держишь, в натуре? А ну пошли в дом к телефону, сейчас позвоним ребятам в пресс-службу МВД, в КГБ... Да не в одесские управления, а в Киев. Я телефоны знаю, ребята там знакомые. Сейчас придумаем что-нибудь.
– Сиди, Коля.
– Я тебя не понимаю...
– Вон там, – Банда неопределенно махнул рукой куда-то за забор, – метрах в пятидесяти от дома притаился «рафик», в котором стоит отличная прослушивающая аппаратура. Каждое наше слово они уже услышали, оценили и сделали соответствующие выводы. Иди, сними трубку – я больше чем уверен, что она будет молчать. И вообще могу тебя поздравить – в загоне с красными флажками теперь уже не один волк. Тебя они отсюда тоже не выпустят, понимаешь?
– Ты хочешь сказать... – растерялся Самойленко, удивленно глядя на Банду.
– Ты стал такой же персоной нон грата для ФСБ, как и я. Отстреливать будут нас обоих.
– Ну ты сказанул!
– Не веришь? Ха! Они просто слишком далеко зашли, Колян. У них нет теперь другого выхода. Правильно я говорю, а, товарищ майор или полковник – не знаю? – крикнул Банда в темноту, страшно и странно улыбаясь. И сам подтвердил:
– Правильно. Совершенно правильно.
Куда вдруг разом подевалась кипучая энергия Самойленко, бившая, казалось, через край еще четверть часа назад! Журналист сидел сейчас с Бандой грустный и притихший, о чем-то сосредоточенно думая и иногда утвердительно кивая головой в ответ на собственные мысли. Сашка тоже молчал, докуривая очередную сигарету.
Наконец Николай встрепенулся, как будто сбрасывая с плеч тяжелый груз, и потянулся к бутылке, снова разливая водку в стаканы.
– Э, да ты снова не выпил! Брось, Банда, хрен с ними. Давай вмажем по единой, а там – будь что будет!
– Не-ет, так просто я им не дамся... Но по единой, как ты сказал, можно, – и Банда решительно опрокинул в себя полстакана водки, даже не поморщившись.
– Вот так-то, – радостно подхватил Самойленко, тут же с энтузиазмом поддержав Сашку. – Этак нам веселее ночь коротать будет. Правда, старлей?
– Слушай, а чего ты к Олегу-то приехал? Просто так или по делу какому? – вдруг вспомнив о неожиданном появлении Самойленко, спросил Банда.
– Вообще-то по делу. Мне его помощь нужна была. У нас в Одессе крутые дела творятся, и мне нужен был человек вроде Олежки – свой, надежный, который и спину мне, если что, прикрыть сможет. Да, видать, не судьба...
– Так, а что за дело-то, если не секрет?
– От тебя секретов нет. А вот они, – Коля махнул в ту сторону, где Банда засек автомобиль прослушивания, – услышат... А впрочем, пусть слушают, раз так. Мне-то этим делом заниматься уже не придется, видно.
– Ну так наливай еще, а то и впрямь тоскливо как-то, да рассказывай – все равно всю ночь сидеть, так хоть компанию мне составишь, – Банда протянул пустой стакан, и Коля живо исполнил его просьбу.
Они выпили. Самойленко уселся поудобнее и, снова «развязав» – как тут удержаться, если столько тяжелых и невероятных известий сразу валится на голову, – попросил у Банды сигарету и начал рассказывать:
– Это мог бы быть «материал века». Может быть, не уступил бы по сенсационности и рассказу об этих деятелях, – он кивнул в сторону улицы. – Короче, у нас в Одессе есть одна больница, при ней роддом, и там вдруг стали происходить странные вещи – резко возросла детская смертность. Во время родов. Представь, оклемается мать от наркоза...
– Слушай, а рожают разве под наркозом? – Банда был не очень-то сведущ в этом деле, но представлял себе роды несколько иначе.
– Нет, без наркоза. Но если кесарево сечение делают...
– А-а, тогда понятно.
– Короче, оклемается роженица, а ей – очень сожалеем, но ваш ребенок родился мертвым. Ну и следуют всякие разные объяснения... Дескать, и показать нельзя – плод, мол, выглядит так, что вам лучше его не видеть. Словом, родители в конце концов успокаиваются, смиряются и даже не пытаются похоронить своего несчастного ребенка. Мертвый и мертвый, что поделаешь. Там готовы и документы оформить так, что в итоге женщина выходит из роддома как бы после аборта.
Язык уже не очень-то слушался хозяина, но рассказывал Самойленко хотя и несколько путанно, все же увлеченно, в очередной раз загоревшись сегодня и воспрянув духом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78