– Ну, в общем, дела так разворачиваются, что ни похорон, ни могилки – ничего, никаких следов... Кое-кто из родителей об этом и не спросит. Что ж, если они это дитя никогда живым не видели, чего и хоронить-то? Кому-то расскажут о том, что ребенок родился хоть и живой, но с такой патологией, что и нескольких минут не мог прожить вне материнской утробы, – вроде не хватает какого-то жизненно важного органа, например, так что спасти было никак нельзя...
– Да, дела! – присвистнул Банда, а Коля тем временем продолжал:
– Словом, до определенного момента все шло в этой больнице очень четко... Слышь, Банда, давай еще по глотку, потому как ночью без водки о таких страстях и рассказывать-то трудно.
– Давай, я что, против? – Банда заинтересовался и ждал продолжения.
Они выпили, и Коля заговорил снова:
– Короче, все было нормально, только, может, в Управлении здравоохранения слегка удивлялись статистическим данным о детской смертности. Но мало ли что? Может, Чернобыль так влияет или еще какая «холера» – наша экология, слава Богу, всему миру известна... Да. Так вот. Слухи пошли по городу неожиданно. Как они возникли – одному Господу известно. Может, две несчастные матери встретились. А может, какая-нибудь утечка информации произошла. Не знаю. Главное – вся Одесса вдруг заговорила об этой больнице. Ну и ваш покорный слуга, естественно, заинтересовался. А тут как раз такая удача подворачивается...
– Что именно?
– Да моя коллега, напарница, мы с ней часто вместе работаем, Дина... В общем, она залетела по каким-то там женским делам в гинекологию этой самой больницы, – Самойленко отчего-то вдруг смутился, и Банда, вспомнив, как нежно вымолвил он имя женщины, Лишь усмехнулся про себя – «конспиратор». – А знаешь, как у нас, роддом, гинекология – все в одном корпусе, только на разных этажах.
– Ну и?
– Короче, она там, естественно, помимо лечения, начала заниматься сбором информации... – Коля вдруг посерьезнел и помрачнел. – Но я боюсь за нее. Если там что серьезное... Вот я и хотел Олега попросить о подмоге. Взял бы его с собой, устроил в эту больницу хоть санитаром, хоть электриком... Там вакансии, сам понимаешь, найти всегда можно. А он – бывший офицер, медподготовку прошел. Может, даже на медбрата претендовать бы мог. В общем, надо было хоть немножко прикрыть Дину, а заодно постараться что-нибудь интересное высмотреть...
– А сам чего же? – Банда с недоверием покосился на Самойленко, не понимая, что может помешать мужчине самому защитить свою любимую, попавшую в опасную ситуацию.
– Сам?! Ха-ха! Да меня каждая собака в городе знает. Здрасьте! Самойленко в санитары попросился! А больше вы нигде, господин журналист, поработать не желаете? – он передразнил возможную реакцию на его появление в больнице, но тут же снова посерьезнел:
– Нет, я сам не могу никак. Мне именно такой парень, как Олег, нужен был.
– Ну я бы тебе постарался помочь, но...
– Да... Ладно, забудем об этом. Давай лучше отвлечемся. Какая ночь-то, а?
– Здорово, ничего не скажешь.
Они долго-долго сидели молча, задумавшись каждый о своем. Городок спал, погрузившись в полную тишину, и даже природа, казалось, замерла, не нарушая вселенского покоя ни шелестом листвы под дуновением ветерка, ни криком цикад. Лишь мириады огромных ярких звезд прямо над головой безмолвно взирали на землю, полную тревог, печалей и бедствий. Там, наверху, все было куда спокойнее.
Где-то совсем рядом вдруг хлопнула дверца автомобиля, и Банда встрепенулся, кивнув в ту сторону:
– Наши друзья-сторожа не спят. Все слушают, о чем мы тут с тобой.
– Да... Слушай, у меня в сумке приемник есть. Хочешь, я его принесу, так хоть новости или музыку послушаем? Все ж веселее будет до утра сидеть, – Самойленко встал и, поднеся спичку к бутылке, постарался рассмотреть, сколько там осталось. – Заодно еще водочки захвачу да закуски какой. А то на этом сказочном воздухе трезвеешь в один момент – пьешь-пьешь, вроде и выпил много, а никакого тебе кайфа.
– Давай, – рассмеялся Банда, – неси и то, и другое. Гулять так гулять.
Коля вернулся очень скоро, разложил на лавке прихваченное на кухне сало, хлеб, огурцы и помидоры. Затем с торжественным видом извлек из внутреннего кармана куртки бутылку и водрузил ее посреди закуски. Наконец из другого кармана вытащил маленький приемник «Нева» и, включив его, начал шарить по волнам эфира, разыскивая какую-нибудь музыку. Сквозь треск и шум вдруг пробился чистый голос Расторгуева из «Любэ»:
Да, стая, я старик.
Я словно стертый клык.
Не перегрызть
Мне память вольных-снов.
В них пыл давно затих,
И больно бьют поддых
Глаза моих друзей,
глаза моих друзей волков.
Я раны залижу,
Я с прошлым завяжу.
Капканы вижу
и с тропы сверну.
Не потому что слаб,
А потому что кровь
не греет старых лап.
Ночами долго-долго
вою на луну.
Луна, луна, луна,
Взрываю воем тишину.
Луна, луна, луна!
Луна и волк в ночном лесу.
Возьми меня к себе,
Луна...
Над деревьями, заливая все вокруг призрачным голубоватым светом, сияла луна. Огромная, круглая, она, казалось, глядела прямо на Серны, на ребят, сидящих в саду, внимательно и понимающе.


Часть вторая
Помолись за меня

I

Нету у меня никого,
Кроме Родины-матушки.
Да! Нет у меня никого,
Кроме ветра-дружка.
Ох, да помолись за меня,
Сиротинушку, батюшка!
Да! Ты помолись за меня,
Помолись за меня...
Степан Петрович сбросил наушники и, выключив аппаратуру прослушивания, пересел в кабину машины. Закурив, он кивнул водителю:
– Сходи, обрежь телефон.
– Есть.
Котляров остался один.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78