Ц Не удивительно, Ц сказал Шарыгин. Ц Случай и впрямь необычный. Я пото
му и звоню вам, что случай Ц необычный.
Ц Послушай, Вадим Петрович, а нет ли тут ошибки? Я ведь знаю Галину Тарасо
вну. Это на нее не похоже. Что она говорит?
Ц Она говорит, что мать уже больше не могла. Она потому и решилась, что мат
ь уже больше не могла.
Ц Так и сказала?
Ц Так.
Трубка опять замолкла. Шарыгину пауза показалась чересчур долгой.
Ц Что же вы молчите, Иван Семенович? Ц спросил он.
Ц Боюсь, вокруг этой истории большая шумиха подымется… Впрочем, это зак
ономерно.
Ц Что закономерно? Ц спросил Шарыгин.
Ц Шумиха, милый мой, шумиха. Ц Он помолчал немного, потом продолжал уже с
покойно: Ц Эта история напоминает мне… Я недавно только читал о застенк
ах Бухенвальда. Там, в лазаретах, безнадежных больных тоже из «гуманных»
соображений убивали, и тоже таким способом. Ужасная ассоциация, друг мой!

Ц Ну, это вы лишнее уже, Ц сказал Шарыгин. Ц Хотя… Но что мне делать? Пони
маете, Андрей Григорьевич ошеломлен. Ушел домой, ничего не сказав. А я долж
ен что-то делать. Не наломать бы дров. Я потому и звоню вам, что не знаю, как б
ыть.
Ц Полагаю, прежде всего нужно поставить в известность администрацию.
Ц Хорошо, Ц вздохнул Шарыгин, Ц я сейчас позвоню Людмиле Владиславовн
е. А с Тарасом Игнатьевичем как?
Ц И ему позвони, Ц решительно произнес Романов. Ц С ним можно как с быва
лым солдатом Ц без церемоний: крепкий мужик, сдюжает.
Романов любил называть себя старым журналистом. И еще он любил называть
себя битым волком. После разговора с Шарыгиным, возбужденный, он поднялс
я и сел за машинку. Но что-то мешало ему начать статью. «Все же Бунчужный Ц
это Бунчужный. Сломит ли его этот случай? Скорее всего, сломит. А если нет?
Ц Он в нерешительности подошел к окну. Ц Конечно, если написать о том, чт
о произошло… Но с другой стороны…» Он задумался. Подошел к телефону. Набр
ал номер.
Ц Матюха? Не спишь еще? Такое дело, Матюха. Галина Гармаш только что свою м
ать умертвила. Усыпила, как подопытного кролика.
Ц Ты рехнулся, Ваня! Ты что говоришь?..
Ц А то и говорю, что слышишь. Шарыгин мне только что звонил. Такая, брат, ка
тавасия получается. Ну теперь он у меня попляшет, Бунчужный твой. Я его рик
ошетом так шарарахну.
Ц Ваня, я тебе запрещаю Бунчужного трогать. У него сейчас и на заводе бед
а.
Иван Семенович даже присвистнул:
Ц На судне?.. И жертвы есть?..
Ц Двое раненых.
Ц Да, это уже не фактик, а факт. Крупнокалиберный.
Ц Да угомонись ты наконец, Иван. А если сунешься все же, запомни Ц не брат
ты мне больше.
В трубке раздались короткие гудки.
Иван Семенович пропустил мимо ушей последние слова брата. Он даже трубку
забыл положить на рычаг, стоял, похлопывая ею по ладони, отчего гудки в тр
убке становились то громче, то тише. «Вот он, тот случай… Как это говорится
, пришла беда Ц отворяй ворота. Что ж, и на старуху бывает проруха, твое кор
олевское величество!..» Он положил трубку на место и сел за машинку. Нескол
ько секунд сидел в раздумье, потом, по привычке, застучал короткими очере
дями. «Был уже поздний вечер, Ц начал он, Ц когда мне позвонил мой добрый
друг Ц молодой, очень способный врач, Вадим Петрович Шарыгин. Всегда спо
койный и уверенный голос его звучал на этот раз неестественно тихо. В нем
слышалась тревога и растерянность. Когда я узнал, в чем дело, у меня, много
повидавшего на своем веку журналиста, перехватило дыхание и больно сжал
ось сердце…»
После небольшого предисловия, коротко, но внушительно излагалась суть, а
потом Ц рассуждения чисто философского порядка: раздумье о смерти, о не
прикосновенности жизни, о законах вообще и о советских в частности. Выво
дов он решил не делать. Ни к чему. В таких случаях самое верное обратиться
к сердцу читателя. «Представьте себе, Ц стучал он, Ц что нечто подобное
произошло с кем-нибудь из ваших близких. Нет, с кем-то самым близким. Потом
у что не было, нет и никогда не будет никого ближе родной матери…»
Он пробежал заметку глазами и вздохнул. Надо, чтобы о Галине Тарасовне ка
к можно меньше. Смысл того, что она сделала, должен витать где-то между стр
ок. И еще Ц нужно будет с утра позвонить Гармашу. И надо, чтобы все понимал
и, что он, Романов, публикует эту статью по долгу журналиста. Как назвать с
татью: «Убийца в белом халате»?.. Где-то он слышал уже нечто подобное. Ничег
о, тут именно такое название больше всего подходит. Название оставить, а в
тексте все смягчить. Существует ведь отчаяние, вот и надо все свалить на о
тчаяние. Нет, не пойдет. «Нельзя такое Ц от моего имени. Такое от имени гла
вного редактора недопустимо. Да и вообще лучше, чтобы выступил кто-нибуд
ь из посторонних. Хорошо, если б медик. Вадим Петрович Ц вот кто. Его читат
ель уже хорошо знает. Позвонить?.. Нет, отложим до утра, да и не телефонный эт
о разговор, а с глазу на глаз. Согласится ли подписать? Согласится! Надо то
лько переделать немного, чтоб не от лица журналиста, а от имени представи
теля самой гуманной профессии. Утром сделаю. Утром всегда лучше получает
ся».
Он лег в постель с тем чувством удовольствия, которое всегда возникало, к
огда нужное решение найдено и принято.
…Волошина выслушала сообщение Шарыгина, помолчала немного, потом побла
годарила:
Ц Спасибо, Вадим Петрович. Ц И добавила с горечью: Ц Такая беда! Вот бед
а!.. Пока никому не звоните.
Ц Я хотел Тарасу Игнатьевичу…
Ц Я сама. А вы уж проследите, чтобы там был полный порядок. Историю болезн
и Валентины Лукиничны Ц под замок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113