Молодой Тесбери взял её под руку:– Вы будете первой, кто превратит в шутку жизнь жены моряка.Динни улыбнулась:– Я выйду замуж только тогда, когда мне этого очень сильно захочется. Я себя достаточно хорошо знаю.– Ладно, Динни. Не буду надоедать вам.Они опять замолчали. На углу Оукли-стрит Динни остановилась:– Дальше не провожайте, Ален.– Я заверну к Монтам вечером и узнаю, как вы. Помните: что бы вам ни потребовалось… насчёт Ферза, вам стоит только позвонить мне в клуб. Вот номер.Он записал его на карточке и протянул её девушке.– Будете завтра на свадьбе Джин?– Ещё бы! Ведь это я её выдаю. Я только хочу…– До свидания, – простилась Динни. XXI У дверей дома Ферзов девушка остановилась. Она спокойно рассталась с молодым человеком, но нервы у неё были натянуты, как струны скрипки. Ей никогда не приходилось сталкиваться с душевнобольными, и мысль о предстоящей встрече тем сильнее пугала её. Открыла всё та же пожилая горничная. Миссис Ферз с капитаном Ферзом. Не пройдёт ли мисс Черрел в гостиную? Динни немного подождала в той комнате, где была заперта Джин. Вошла Шейла, спросила: "Хэлло! Вы ждёте ма-а-моч-ку?" – и снова вышла. Когда появилась Диана, на лице Динни было такое выражение, словно она снимала допрос со своих собственных чувств.– Простите, дорогая, мы просматривали газеты. Я изо всех сил стараюсь обращаться с ним так, словно ничего не было.Динни подошла к Диане и погладила её по руке.– Но так нельзя без конца, Динни, нельзя. Я знаю, что нельзя.– Позвольте мне остаться у вас. Скажете ему, что мы давно условились.– Но ведь вам, может быть, придётся трудно, Динни! Не знаю прямо, что с ним делать. Он боится выходить, встречаться с людьми, даже слышать не хочет о том, чтобы уехать туда, где его никто не знает, не хочет показаться врачу, не хочет ничего слушать, не желает никого видеть.– Он будет видеть меня. Это приручит его. Думаю, что трудно будет лишь первые дни. Ехать мне за вещами?– Если вы решили быть ангелом, поезжайте.– Раньше чем вернуться сюда, я созвонюсь с дядей Эдриеном. Он с утра поехал в лечебницу.Диана отошла к окну и смотрела в него, стоя к Динни спиной. Вдруг она обернулась:– Я решилась, Динни. Я ни за что не дам ему пойти на дно! Если я хоть как-нибудь могу помочь ему выкарабкаться, я это сделаю.– Благослови вас бог! Располагайте мною, – сказала Динни и, не полагаясь больше ни на выдержку Дианы, ни на свою, торопливо вышла и спустилась по лестнице. Проходя под окнами столовой, она вновь увидела лицо с горящими глазами, которые наблюдали за её уходом. Всю обратную дорогу до Саут-сквер чувство трагической несправедливости не покидало Динни.За завтраком Флёр сказала:– Нет смысла мучить себя раньше времени, Динни. Конечно, счастье, что Эдриен – сущий святой. Но все это прекрасный пример того, как мало закон влияет на нашу жизнь. Предположим, Диана получила бы свободу. Разве это помешало бы Ферзу вернуться прямо к ней? Или изменило бы её отношение к нему? Закон не властен там, где речь идёт о чисто человеческой стороне дела. Диана любит Эдриена?– Не думаю.– Вы уверены?– Нет. Мне трудно разобраться даже в том, что я сама чувствую.– Кстати, вспомнила. Звонил ваш американец. Он хочет зайти.– Пусть заходит. Но я буду на Оукли-стрит.Флёр бросила на неё проницательный взгляд:– Значит, ставить на моряка?– Нет. Ставьте на старую деву.– Дорогая, это ерунда.– Не вижу, что мы выигрываем, вступая в брак.Флёр ответила с беглой жёсткой улыбкой:– Мы не можем стоять на месте, Динни. Во всяком случае не стоим.Это было бы слишком скучно.– Вы – современная женщина. Флёр. Я – средневековая.– Ну, лицом вы действительно напоминаете ранних итальянцев. Но и ранние итальянцы не бежали от жизни. Не обольщайтесь, – рано или поздно вы наскучите сами себе, а тогда…Динни смотрела на Флёр, изумлённая этой вспышкой проницательности в её лишённой всяких иллюзий родственнице.– Что же выиграли вы. Флёр?– По крайней мере стала полноценной женщиной, – сухо ответила та.– Вы имеете в виду детей?– Ими можно обзавестись и не выходя замуж. Так считают многие, хотя я этому не очень верю. Для вас, Динни, это просто немыслимо. Над вами тяготеет родовой комплекс: у всех подлинно старинных семей наследственная тяга к законности. Без этого они бы не были подлинно старинными.Динни наморщила лоб:– Я, правда, об этом не думала, но ни за что не хотела бы иметь незаконного ребёнка. Кстати, вы дали той девушке рекомендацию?– Да. Не вижу никаких оснований, почему бы ей не стать манекенщицей. Она достаточна худа. Фигурки под мальчика будут в моде ещё по крайней мере год. Затем, – запомните мои слова, – юбки удлинятся, и все снова начнут сходить с ума по пышным формам.– Вы не находите, что это несколько унизительно?– Что именно?– Бегать по магазинам, менять фасон платья, причёску и всё такое.– Зато полезно для торговли. Мы отдаём себя в руки мужчин для того, чтобы они попадали в наши руки. Философия обольщения.– Если эта девушка получит место манекенщицы, у неё будет меньше шансов остаться честной, правда?– Наоборот, больше. Она даже сможет выйти замуж. Впрочем, я не утруждаю себя заботой о нравственности ближних. Вам в Кондафорде, наверно, приходится думать о таких вещах, – вы ведь осели там с самого норманнского завоевания. Между прочим, ваш отец помнит о налоге на наследство? Он принял меры?– Он ещё не стар. Флёр.– Да, но все люди смертны. Есть у него что-нибудь, кроме поместья?– Только пенсия.– Много у вас леса?– Я не допускаю даже мысли о вырубке. Уничтожить за полчаса то, что двести лет росло и набиралось сил! Это отвратительно.– Дорогая, в таких случаях остаётся одно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101