Такие сцены повторялись теперь постоянно, потому что в семье Черрелов огорчения одного немедленно становились общими. Приняв из рук матери чашку чая, Хьюберт рассказал, что лес сильно поредел и птицы стали очень осторожны. Затем наступило молчание.– Пойду просмотрю почту, – бросил генерал, вставая. Жена вышла вслед за ним.Оставшись наедине с братом, Динни собралась с духом и выпалила:– Хьюберт, ты обязан что-то предпринять.– Оставь, девочка. История, конечно, мерзкая, но сделать ничего нельзя.– Почему ты не хочешь опубликовать отчёт о том, что случилось? Ведь ты же вёл там дневник. Я все отпечатаю, а Майкл найдёт тебе издателя. У него есть знакомства в этих кругах. Мы просто не имеем права сидеть сложа руки.– Выставлять свои переживания напоказ? Да мне даже подумать об этом противно! А другого выхода нет.Динни нахмурилась:– А мне противно смотреть, как этот янки сваливает на тебя свою вину.Как офицер британской армии, ты обязан дать ему отпор.– При чём здесь армия? Я поехал с ним как штатское лицо.– Почему бы тогда не опубликовать дневник целиком?– Это только ухудшит дело. Ты ведь его не читала.– Можно кое-что вычеркнуть, кое-что подчистить и печатать. Знаешь, папа того же мнения.– Ты бы лучше сперва прочитала эту штуку. Там куча всякого жалкого вздора. Когда человек остаётся вот так, один, он распускается.– А кто тебе мешает выбросить все лишнее?– Добрая ты душа, Динни!Динни погладила брата по руке:– Что за человек этот Халлорсен?– Надо отдать ему должное – у него масса достоинств: смел, вынослив, нервы железные. Но дорого ему только одно – он сам, Халлорсен. Плохо переносит неудачи. Поэтому, когда они случаются, виноваты в них всегда другие. Он утверждает, что экспедиция провалилась из-за отсутствия транспорта. А транспортом ведал я, хотя, брось он там вместо меня самого архангела Гавриила, и тот не сумел бы ничего сделать. Халлорсен допустил просчёт, а сознаться в нём не желает. Все это ты найдёшь в моём дневнике.– Ты уже видел? – Динни достала газетную вырезку и прочла: "Мы надеемся, что капитан Черрел, кавалер ордена "За боевые заслуги", примет меры, чтобы снять с себя обвинения, выдвинутые против него профессором Халлорсеном в книге об экспедиции в Боливию, провал которой автор объясняет отказом капитана Черрела поддержать его в критический момент". Видишь, травля уже начинается.– Где это напечатано?– В "Ивнинг сан".– Меры! – с горечью произнёс Хьюберт. – Какие там ещё меры! На что, кроме честного слова, я могу сослаться? Бросив меня одного с этими даго, он позаботился, чтобы свидетелей не было.– Значит, остаётся одно: дневник.– Я дам тебе эту проклятую штуку.Ночью Динни сидела у окна и читала "эту проклятую штуку". Полная луна плыла между вязами. Кругом царило гробовое молчание. Только бубенчик позвякивал на холме в овчарне, только цветок магнолии, распускаясь, заглядывал в окно. Всё казалось таким неземным, что Динни по временам отрывалась от чтения и устремляла взгляд наружу, в фантастический мир. Полная луна десятки тысяч раз вот так же проплывала над этим куском земли, с тех пор как он достался её предкам. Чувство покоя и безопасности, всегда охватывающее человека в таком старом доме, лишь усугубляло одинокую боль и тоску, которыми дышали прочитанные девушкой страницы. Жестокие слова о жестоких вещах – один белый среди дикарейметисов, единственный друг животных среди заморённых мулов и людей, не знающих жалости. За окном простирался холодный, безмятежный и прекрасный мир, а Динни с пылающими щеками читала и чувствовала себя несчастной."Эта грязная гадина Кастро снова колет мулов своим чёртовым ножом. Несчастные животные тощи как жерди и окончательно выбились из сил. Предупредил его в последний раз. Если опять примется за своё, отведает плетей… Ночью трясла лихорадка"."Утром как следует всыпал Кастро – дал дюжину. Посмотрим, не уймётся ли теперь. Не могу сладить с негодяями: в них нет ничего человеческого. Ох, хоть бы на денёк очутиться в Кондафорде, поездить верхом, забыть об этих болотах и несчастных, похожих на скелеты мулах!..""Пришлось отстегать ещё одного мерзавца, будь они все прокляты. Обращаются с животными просто по-зверски… Опять был приступ…""Теперь хлопот не оберёшься: сегодня утром вспыхнул бунт. Они накинулись на меня. К счастью, Мануэль успел предупредить, – он славный парень. Кастро чуть не перерезал мне глотку и сильно поранил левую руку. Я собственноручно пристрелил его. Может быть, хоть теперь заставлю их повиноваться. От Халлорсена – ничего. Сколько, по его мнению, я ещё могу продержаться в этом болотном аду? Рана здорово даёт себя знать…""Итак, произошло самое страшное: ночью, пока я спал, эти дьяволы увели мулов и удрали. Остались только Мануэль и ещё два парня. Мы долго гнались за беглецами, наткнулись на трупы двух мулов, – и это всё. С таким же успехом можно искать звезду на Млечном Пути. Вернулись в лагерь полумёртвые от усталости. Выберемся ли мы живыми – один бог знает. Очень болит рука. Только бы не заражение крови…""Сегодня решили как-нибудь выбираться отсюда. Навалили кучу камней, спрятали под ними письмо к Халлорсену. Я изложил в нём всю историю на тот случай, если он всё-таки пришлёт за мной. Потом передумал. Буду ждать здесь, пока он не вернётся или мы не сдохнем, что, видимо, вероятнее…"И так – до самого конца. Повесть о борьбе. Динни положила истрёпанную пожелтевшую тетрадь и облокотилась на подоконник. Тишина и холодный лунный свет охладили её боевой задор. Воинственное настроение прошло. Хьюберт прав: зачем обнажать душу, выставлять свои раны на всеобщее обозрение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101