Материал благодарный, сэр. Газеты за него ухватятся. Это их старая и популярная песенка: "Не умеем мы стоять за своих". И знаете, сэр, – продолжает Бобби, – мне всегда казалось, что такой сильный человек, как вы, просто обязан поколебать мнение, будто мы не умеем постоять за своих. Оно ошибочно – иначе и быть не может, но оно существует, и многие его разделяют. Вы, сэр, больше чем кто-либо способны восстановить равновесие в этом вопросе. Случай, разумеется частный, но он даёт нам неплохую возможность вернуть утраченное доверие к себе. По-моему, было бы правильно, – скажет Бобби, – не отдавать приказ, потому что шрам подозрений не внушает, выстрел был действительно актом самозащиты, а стране полезно почувствовать, что она снова может полагаться на правительство, которое не даст своих в обиду". И тут Бобби прервёт разговор. Уолтер поверит, что никто на него не нападает и что он сам смело совершает поступок, идущий на благо страны, – это непременное условие для каждого государственного мужа.Майкл закатил глаза. Потом продолжал:– Разумеется, Уолтер великолепно поймёт, хоть и не признается себе в этом, что, если он не отдаст приказ, предисловие не появится. Смею полагать, что к середине ночи он станет откровенен сам с собой, но уже в шесть утра сочтёт, что, не отдав приказ, совершит смелый поступок, и то, о чём он думал в три ночи, потеряет всякое значение. Поняла?– Ты замечательно всё растолковал, Майкл. А вдруг он захочет прочесть предисловие?– Едва ли. Но оно должно быть у Бобби в кармане на тот случай, если ему понадобится осадная артиллерия. На Бобби можно положиться.– Пойдёт ли на это мистер Феррар?– Да, – отрезал Майкл. – В целом – да. Мой отец оказал ему однажды большую услугу, а старый Шропшир – его дядя.– А кто напишет предисловие?– Надеюсь, что уломаю старого Блайта. В нашей партии его до сих пор побаиваются, – он умеет задать жару, когда захочет.Динни захлопала в ладоши:– Ты думаешь, он согласится?– Всё зависит от дневника.– Тогда согласится.– Можно мне его прочесть раньше, чем сдать в типографию?– Конечно! Только помни, Майкл: Хьюберт не хочет, чтобы он увидел свет.– Ясно! Если это подействует на Уолтера и он не отдаст приказ, выпускать книгу незачем; если не подействует, – опять-таки незачем, потому что "дело уже сделано", как говаривал старый Форсайт.– Во сколько обойдётся печатание?– Недорого. Скажем, фунтов двадцать.– Тогда справлюсь, – объявила Динни, и мысль её обратилась к двум Джентльменам, так как в денежных делах ей, как обычно, приходилось туговато.– Насчёт этого не беспокойся.– Майкл, это моя идея, и платить буду я. Ты не представляешь себе, как ужасно сидеть сложа руки, когда Хьюберт в опасности! Я ведь знаю, что, если его выдадут, у него не будет уже никаких шансов.– Там, где замешаны государственные мужи, нельзя ничего предсказать заранее, – заметил Майкл. – Люди их недооценивают. Они куда сложнее, чем мы думаем, может быть, даже принципиальнее и уж подавно проницательнее. Но неважно: если мы как следует обработаем Блайта и Бобби Феррара, успех за нами. Я возьмусь за Блайта, а на Бобби напущу Барта. Тем временем дневник отпечатают.Майкл взял тетрадь:– До свиданья, Динни, и не волнуйся больше, чем нужно, дорогая.Динни поцеловала его, он ушёл, но в тот же вечер около десяти позвонил ей:– Дорогая, я все прочёл. Если это не проймёт Уолтера, значит, у него кожа дублёная. Во всяком случае он над ним не заснёт, как тот чурбан: какой он ни есть, добросовестности от него не отнимешь. Он обязан понять всю серьёзность положения – речь ведь идёт по существу об отмене приговора. Если дневник попадёт к нему в руки, он его обязательно прочтёт, а материал там красноречивый и к тому же проливающий новый свет на события. Итак, выше нос!Динни пылко воскликнула: "Дай-то бог!" – и, когда она легла спать, у неё впервые за трое суток немного отлегло от сердца. XXXV Дни тянулись медленно и казались бесконечными. Динни по-прежнему оставалась на Маунт-стрит, – там она всегда будет под рукой, какое бы положение ни создалось. Главная задача, стоявшая перед ней, заключалась сейчас в том, чтобы скрыть от окружающих замыслы Джин. Это удалось ей в отношении всех, кроме сэра Лоренса, который, приподняв бровь, загадочно изрёк:– Pour une gaillarde cгest une gaillarde! Это всем молодцам молодчина! (франц.).

И, поймав невинный взгляд Динни, прибавил:– Ну совсем боттичеллиевская дева! Хочешь повидать Бобби Феррара? Мы завтракаем с ним в погребке Дюмурье на Друри Лейн. Меню в основном грибное.Динни возлагала на Бобби Феррара большие надежды, поэтому вид его перепугал девушку: он держался так, словно абсолютно непричастен ко всей этой истории. Его гвоздика, глубокий медлительный голос, широкое учтивое лицо и слегка отвисшая нижняя челюсть не вызывали в ней никакого душевного подъёма.– Вы любите грибы, мисс Черрел?– Только не французские.– Неужели?– Бобби, – сказал сэр Лоренс, посматривая то на племянницу, то на её собеседника, – глядя на вас, трудно предположить, что вы один из самых глубоких умов в Европе. По-видимому, вы собираетесь предупредить нас, что вам едва ли удастся назвать Уолтера сильным человеком, когда вы будете говорить с ним о предисловии.Часть ровных зубов Бобби Феррара обнажилась.– Я не могу повлиять на Уолтера.– А кто может?– Никто, за исключением…– Ну?– Самого Уолтера.Прежде чем Динни успела совладать с собой, у неё уже вырвалось:– Разве вы не понимаете, мистер Феррар, что практически это означает одно – смерть для моего брата и ужас для всех нас?Бобби Феррар взглянул на запылавшее лицо девушки и не ответил. Пока шёл завтрак, он так ничего и не обещал, но когда все поднялись и сэр Лоренс стал расплачиваться, Бобби предложил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101