— Извини, все время забываю. — И, взглянув на Колю холодными глазами, спросил: — Ну-тес… Чего же мы ждем?
— Прошу уточнить вопрос, — так же холодно отозвался Коля. Он понимал, что прет на рожон, но совладать с собой уже не мог.
Кузьмнчев почувствовал это:
— Мы должны иметь крепкие нервы, Кондратьев, — поучающе сказал он. — Разве с Родькиным что-нибудь неясно? Я звонил прокурору, он уже назначил следователя, который будет вести это дело. Товарищ опытный, авторитетный.
— Кто именно, если не секрет?
— Таланкин. Экстра-класс!
Следователь прокуратуры Таланкин два года назад уволился из ОБХСС по состоянию здоровья и теперь работал в прокуратуре. В свое время он был правой рукой Фомичева и помогал тому во всех авантюрах, связанных с «молниеносными» раскрытиями преступлений. Это был ловкий и умелый показушник, и то, что дело собирались поручить именно ему, говорило о многом.
— По делу Родькина почти нет объективных доказательств, — спокойно сказал Коля. — Таланкин… не талант, сами знаете. Вляпается и нас с вами вляпает. С кого потом спросят, на кого свалят? — Коля решил схитрить.
— Ну, ты мне мозги не вкручивай, — добродушно сказал Кузьмичев. Как все малоинтеллигентные, в чем-то ущербные люди, он раз и навсегда усвоил и неукоснительно применял «руководящий» жаргон. — Родькин признался, и это все. Все, Кондратьев!
— Сейчас — все. А на суде он откажется от своих показаний, и дело полетит.
— Это пусть прокуратуру заботит, — заметил Кузьмнчев. — Таланкин, конечно, против тебя кукушка, но не совсем же он болван? Наковыряет чего-нибудь. И вообще, из-за чего сыр-бор? Объективно — виноват Родькин или нет? Ты мне прямо скажи!
— Формально, да!
— Вот ты какой. Скользкий, — разозлился Кузьмичев. — Не ухватишь! А я тебе говорю, что твои эмоции — это не юридический факт. Теорию Вышинского вам на занятиях объясняли? Признание обвиняемого есть царица доказательств, усвой это! Ты обязан верить прокурору СССР, если уж мне не веришь! Твое дело какое? Выследил — схватил! А юридические крючки вешать — не твоя забота. На то прокуратура и суд поставлены, запомни!
— Ожидаю ваших приказаний, — равнодушно сказал Коля. Он вдруг почувствовал, что устал. Смертельно устал. И ему все, абсолютно все надоело.
Кузьмичев вышел из-за стола и сел в кресло напротив Коли.
— Слушай, Кондратьев, — сказал он с улыбкой. — Я тебя ценю и уважаю, можешь не сомневаться. Ну, что ты бодаешься? Не понимаешь, что в данном случае речь идет о нашей чести? Ленинградская милиция — это же шутка сказать! Убит уважаемый человек, нас теребят с утра до вечера. А ты хочешь, чтобы мы доложили руководству города, что раскрыть это дело не в состоянии?
Коля молчал.
— Хорошо, — Кузьмичев встал. — А если у тебя будут доказательства — ясные, четкие. И ты убедишься, что Родькин убил Слайковского! Родькин и никто другой!
— Пока у меня таких доказательств нет, — сказал Коля. Он уже догадался, куда клонит Кузьмичев, и в нем сразу же вспыхнуло острое чувство протеста. «Нет, — думал Коля. — Я не имею права сдаваться. Не должен пасовать. Иначе Кузьмичевы заполнят все вокруг и вместо работы начнется сплошное словоблудие. К чему же оно приведет?»
— Доказательства будут, — Кузьмичев снял трубку телефона. — Акимова ко мне, ждет в приемной. — Кузьмичев положил трубку и, заметно нервничая, закурил.
«Ах, аферист, — думал Коля. — Неужели решился выставить фиктивного свидетеля? Нет. Этого не может быть. На такое даже Кузьмичев не пойдет».
— Ты не возражаешь, если я поприсутствую при допросе? — мягко спросил Кузьмичев.
— Это ваше право, — сухо ответил Колп. — Кто он, этрт Акимов?
Открылась дверь, милиционер ввел в кабинет тщедушного человечка в дворницком фартуке.
— Здравствуйте, товарищ начальник, — едва заметно налегая на «о», сказал человечек. — Акимов моя фамилия. Я дворник в двадцать четвертом квартале.
— Здравствуйте, — поздоровался Коля. — Что вам известно по делу об убийстве инженера Слайковского?
— Про инженера ничего не знаем.
— Речь идет о человеке, которого убили около ресторана «Каир», — уточнил Кузьмичев.
— А-а, — обрадовался дворник. — Того Родькин убил! Точно.
— Откуда вам это известно? — спросил Коля.
— Видел, — равнодушно сказал дворник. — Родькин, ворюга, в тот вечер человека встретил, ножом по голове ударил и с портфелем убежал. Видел…
— Спасибо, вы свободны.
Акимов ушел.
— Ну и какое же мы вынесем решение? — улыбаясь, спросил Кузьмичев.
— Мы забыли записать его показания, — налегая на «мы», сказал Коля.
— Вот протокол допроса. — Кузьмичев выдвинул ящик письменного стола и протянул Коле сложенный вдвое лист бумаги. — Здесь слово в слово то, что он нам рассказал. — Кузьмичев тоже подчеркнул «нам».
Коля свернул протокол допроса в трубочку и встал:
— Разрешите идти?
— Идите, — кивнул Кузьмичев. — Уверен, что завтра дело будет у прокурора.
Коля открыл дверь, но Кузьмичев остановил его:
— Совсем запамятовал, ты уж извини. Мы тут решили представить тебя к знаку «Почетный чекист». Так вот, поздравляю. Народный комиссар уже подписал приказ.
— Служу трудовому народу, — сказал Коля.
— Я рад за тебя, — Кузьмичев долго тряс Коле руку, а Коля все пытался вспомнить и никак не мог — кто еще в управлении вот так же долго пожимает и потряхивает руку? И вдруг вспомнил: да начальник же! Это ему подражает Кузьмичев.
— Вы точь-в-точь, как товарищ Прохоров, — не удержался Коля. — Быть вам начальником!
Кузьмичев понял. Он исподлобья взглянул на Колю:
— Критикан ты, Кондратьев. Неуживчивый человек. Иди…
В кабинете ждала Маруська.
— Умотал он тебя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193