— Немецко-фашистские войска бросили против наших частей большое количество танков, мотопехоты и на одном участке прорвали нашу оборону…
«Это у Подольска», — решил Коля. Накануне, в специальной сводке Информбюро, с которой познакомил его начальник управления, было сказано, что в районе Подольска создалось угрожающее положение.
Коля вышел к подъезду. Только-только рассвело, и шофер спал, склонив голову на руль.
— В горком партии, — Коля тронул его за плечо, и шофер, озираясь спросонок, привычно щелкнул ключом зажигания:
— Как дела, товарищ полковник? Что слыхать?
— Ты нажми, Горохов. Я опаздываю.
По Петровке спустились до Кузнецкого моста и повернули налево. Вверх по Кузнецкому, к Сретенке, медленно двигался поток людей. Старики, женщины, дети катили коляски с пожитками, в руках у многих были чемоданы, узлы.
— Тронулась Москва, — вздохнул шофер. — К тому идет, что сдавать будем, товарищ полковник?
Коля пожал плечами:
— Какая сорока принесла тебе эту весть, Горохов? В городе трудно с водой и продовольствием, возможны интенсивные бомбежки. Лишние люди в такое время — помеха.
— Ну-ну. Дай бог. Однако у меня мнение другое.
— А ты держи его при себе. Сам не паникуй и другим нервы не трепи.
«Что скажет Щербаков? — думал Коля, невольно задерживая взгляд на движущейся толпе. — Хорошо, если бы сказал он то же самое, что и я Горохову».
…В подъезде МГК чекист из комендатуры проверял документы. Поднимаясь по лестнице, Коля обратил внимание, что вместе с ним идут еще десятка полтора людей в полувоенной одежде и в форме войск внутренней охраны НКВД. В кабинете Щербакова было тесно. По предыдущим визитам Коля знал, что здесь всегда большое скопление людей, но сегодня и в самом деле яблоку негде было упасть. Из соседней комнаты вышел Щербаков, гул разом смолк. Все напряженно ждали. Видно было, что Щербаков, всегда спокойный, невозмутимый, на этот раз с трудом сдерживает волнение.
— Товарищи, — сказал он негромко. — На фронте создалась такая ситуация, что угроза немецкого вторжения на окраины Москвы стала достаточно реальной. — Он жестом оборвал начавшийся шум и продолжал: — Оборона Москвы — дело решенное, товарищи. Москвы мы им не сдадим. Но положение чрезвычайное, и оно потребовало от нас принятия чрезвычайных мер. — Он замолчал, обводя взглядом собравшихся. На этот раз все напряженно молчали. — Только что товарищ Сталин подписал постановление ГКО о введении на территории Москвы и пригородов осадного положения, — тихо закончил Щербаков.
Молчание затягивалось. Щербаков понял, что людям, даже таким крепким и таким проверенным, какие собрались сейчас в его кабинете, — им тоже нужно дать время на то, чтобы осмыслить, пережить случившееся и вновь обрести спокойствие и уверенность в своих силах.
— Товарищи! — Щербаков снял очки и начал медленно протирать их платком. — Мы собрали сюда наш актив, тех, кому мы безусловно доверяем, отнюдь не для одной только информации, это вы понимаете. Начальнику гарнизона уже поручено превратить каждую улицу, каждый дом в неприступную крепость. Для этого создаются три рубежа обороны: по окружной железной дороге, по Садовому кольцу и по кольцу «А».
— Неужто и до «А» дойдет? — уронил кто-то.
— Нет, не дойдет, — спокойно сказал Щербаков, — если мы немедленно приступим к работе. Военные закончат приготовления к двадцать четвертому октября. На вас, директоров заводов, секретарей парткомов и командиров внутренних войск и милиции, возлагается иная задача. Случаи проникновения в Москву вражеской агентуры участились. Это естественно: Москва — прифронтовой город. Агенты сеют панику, уничтожают линии связи, пытаются вредить на фабриках и заводах. Обычных мер теперь недостаточно. Это постановление, — Щербаков поднял и показал текст, отпечатанный типографским способом, — предусматривает, что охрана строжайшего порядка отныне возлагается на вас, товарищи. На вверенные вам подразделения внутренних войск, милиции и добровольческие рабочие отряды. Прошу внимания, — Щербаков поднес текст постановления к глазам и, подслеповато щурясь, прочитал будничным глуховатым голосом: — «Провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, — расстреливать на месте». Прошу получить в соседней комнате соответствующие удостоверения и разойтись по местам.
Коля вышел в коридор. Все столпились у входа в кабинет с табличкой «Клычков Б. М.». Входили по одному. Подошла и Колина очередь.
— Садись, — Клычков кивнул на стул и открыл журнал учета. — Распишись. Здесь и здесь. Это постановление ГКО — уже знаешь. А это, — он протянул Коле бланк, и Коля заметил, что сверху в самом начале текста, от руки вписана его фамилия. — Это удостоверение ГКО, полковник. Оно вручает тебе полную власть над всеми гражданами СССР и иностранцами, которые находятся в порученном тебе районе.
Клычков подождал, пока Коля прочитал текст постановления ГКО и удостоверение, и добавил, не отводя от Коли немигающих, болезненно прищуренных глаз:
— Ты, конечно, не слабонервный, но на всякий случай разъясняю: любого, застигнутого на месте преступления мародера, провокатора, шпиона или бандита ставить к стенке немедленно. Никаких фиглей-миглей, полковник. Полная власть, я это подчеркиваю. Впредь до особого распоряжения, — Клычков улыбнулся. — Ты теперь нечто вроде единоличного диктатора, что ли. — Он перестал улыбаться и строго добавил: — Только эту диктатуру тебе партия вручила временно. Об этом ни на секунду не забывай.
Коля спустился вниз. Горохов заботливо вытирал капот «эмки» и, увидев Колю, обрадованно крикнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193