на центральной улице города был обувной магазин.
Однажды его мать взяла его туда - ему было тогда не больше пятишести лет - и
велела сидеть тихо и быть паинькой, пока она купит пару белых туфелек для
свадьбы. Он и сидел тихо и был паинькой, пока мать разговаривала с одним из
продавцов - мистером Гарднером, но Эдди было только пять (или, может, шесть
лет), и после того, как мать отвергла уже третью пару белых туфель, которую
мистер Гарднер показал ей, Эдди наскучило так сидеть и он пошел в дальний
угол, приметив там что-то интересное.
Сначала ему показалось, что это просто корзина, но подойдя поближе, он
решил, что это стол. Самый чудной стол, из всех, какие он когдалибо видел.
Очень узкий, из яркого полированного дерева с множеством нарезанных на нем
линий и рисунков. Еще там были три ступеньки, а он никогда не видел стола со
ступеньками. Подойдя вплотную, Эдди увидел, что внизу столешницы - прорезь,
с одной стороны - кнопка и еще что-то похожее на телескоп Капитана Видео.
Эдди прошел вокруг стола и увидел вывеску. Ему, должно быть, было как
минимум шесть, потому что он умел читать и прошептал каждое слово: "ВАША
ОБУВЬ ВАМ ПОДХОДИТ? ПРОВЕРЬТЕ И ПОСМОТРИТЕ!"
Обойдя "стол" вокруг, он забрался на три ступени на маленькую площадку
и затем сунул ногу в прорезь. Его ботинки были в пору? Эдди не знал, но ему
очень хотелось посмотреть! Он сунул лицо в резиновую защитную маску и нажал
кнопку. Зеленый свет залил его глаза. Эдди задыхался. Он мог видеть ногу,
плавающую внутри ботинка, заполненного зеленым дымом. Он пошевелил пальцами:
эти пальцы в самом деле были его пальцами. А потом он сообразил, что не
только пальцы может видеть, но даже свои косточки. Косточки своей ноги! Он
скрестил большой палец ноги со вторым пальцем и таинственные косточки
получились на рентгеноснимке, который был не белый, а зеленый. Он мог
видеть... Затем его мать пронзительно закричала, возраставший панический шум
прорезал тишину обувного магазина, как убегающая лопасть жатвенной машины,
как колокол на пожаре, как судьба. Он отпрянул с испуганным лицом от
смотрового окошечка и увидел, как мать бросилась к нему через весь магазин;
платье
раздувалось за ней, грудь ее вздымалась, рот багрово округлился от
ужаса. К ним повернулись посетители.
- Эдди, выходи оттуда! - кричала она. - Уходи оттуда. От этих машин
будет рак! Уходи оттуда, Эдди. Эддииииии...
Он отпрянул, как будто машина вдруг раскалилась докрасна. В паническом
испуге он забыл о легком полете звезд позади него. Он оступился и стал
медленно падать назад, а руки балансировали, пытаясь сохранить равновесие. И
разве он не думал с какой-то сумасшедшей радостью: вот сейчас я упаду!
Упаду, чтобы выяснить, что чувствуешь, когда падаешь и ударяешься головой!..
Разве он не так думал? А может быть его детскому разуму были навязаны
взрослые представления. Так или иначе он не упал. Мать подбежала к нему как
раз вовремя. Мать поймала его. Он расплакался, но не упал.
Все смотрели на них. Он помнил это. Он помнил, как мистер Гарднер взял
инструмент для мерки обуви и поставил какую-то маленькую скользящую штучку,
чтобы убедиться, что у них все в порядке, а другой клерк поставил на место
упавший стул, отряхивая руки с забавным отвращением, прежде чем надеть на
себя снова любезно нейтральную маску. Больше всего он запомнил мокрые щеки
матери и ее жаркое, кислое дыхание. Он помнил, как она снова и снова шептала
ему на ухо: "Никогда этого не делай, никогда этого не делай, никогда". Вот
что она бубнила, чтобы отвести от него беду. То же самое она пела годом
раньше, обнаружив, что нянька в жаркий душный летний день повела его в
общественный бассейн в Деррипарк - это было как раз тогда, когда страх перед
полиомиелитом пятидесятых годов немного улегся. Она вытащила его из
бассейна, твердя, чтобы он больше никогда, никогда этого не делал, а все
другие ребята, а также все служащие и посетители, смотрели на них, и ее
дыхание также вот отдавало кислым.
Она вытащила его из "магазина", крича на служащих, что они предстанут
перед судом, если что-то случится с ее мальчиком. Слезы текли у него все
утро, и особенно давала себя знать астма. В ту ночь он долго лежал без сна,
размышляя, что такое рак, хуже ли он полиомиелита, сколько времени он
убивает человека, насколько больно перед смертью. Еще он размышлял, не в ад
ли он потом попадет.
Угроза была серьезной, он это знал.
Она была так испугана.
Она была в ужасе.
- Марти, - сказал он через пропасть лет, - ты меня поцелуешь?
Она расцеловала его и прижала к себе так крепко, что у него затрещали
кости. Если бы мы были в воде, подумал он, она бы утопила нас обоих.
- Не бойся, - прошептал он ей в ухо.
- Я ничего не могу поделать, - всхлипнула она.
- Я знаю, - сказал он и осознал, что хотя она так крепко прижала его к
груди, что трещали кости, астма его успокоилась. Свист прекратился. - Я
знаю, Марти.
Таксист снова дал гудок.
- Ты позвонишь? - спросила она его, дрожа.
- Если смогу.
- Эдди, скажи, пожалуйста, что это?
А что, если рассказать? Насколько бы это ее успокоило?
"Марти, сегодня вечером мне позвонил Майкл Хэнлон, и мы немного
поговорили, но все, что мы сказали, сводилось к двум вещам: "Это началось
снова, - сказал Майкл. - Ты приедешь?" И сейчас у меня озноб, только этот
озноб, Марти, нельзя приглушить аспирином, у меня нехватка дыхания, поэтому
не помогает проклятый аспиратор, потому что нехватка дыхания не в горле и не
в легких, а вокруг сердца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62