Я стою за своей перегородкой, выдаю ключи и не могу сказать, чтобы моя работа мне не нравилась. Многие мои подопечные весьма привлекательны. Многие заигрывают со мной — прижмутся, распушат пальцами мою белую бороду и зашепчут: «Приходите ко мне ночью, я наверху одна, и мне тоскливо!» — или: «Господин адмирал (почему-то борода всегда ассоциируется у женщин с морским флотом), не провести ли нам приятный вечерок?» Последние три года они называют меня «дядюшкой Саройяном»— шутницы!
Одних я отваживаю шуткой, других приходится подшлепнуть. Им это явно по вкусу. Они даже уверяют, будто мои шлепки приносят им счастье.
Мир населен прелестными созданиями, ничего не скажешь, и кому-то он видится обольстительным, а кому-то страшным. Выработавшаяся за долгие годы привычка держаться нейтралитета побуждает меня не поддакивать слишком громко ни тем, ни другим, а молча думать о своем. Морковь притягательна для зайца, гладкая поверхность шоссе — для автомобилиста, так что все на свете прекрасно с точки зрения своей полезности (полагает коллега Сократ).
А вот хорошенькие женщины нравятся мне бескорыстно, нравятся просто так, даже если они всего лишь раз пройдут мимо моей конторки и больше уже никогда здесь не появятся. В их лонах заключено больше тайн, чем в головах ученых мужей, а созерцание их походки все еще внушает мне желание сделаться лучше. В конце концов, эта моя слабость не столь уж предосудительна.
Когда мне было двадцать, меня неодолимо пленяли двадцатилетние девушки. Ради их хихиканья я готов был покинуть даже своего лучшего друга — книгу, в которую ушел с головой. Через десяток лет я по-прежнему заглядывался на них, но для подстраховки уже с томиком в руках. Сейчас же для меня вне всякого сомнения важна женская душа, но, черт подери, отдаю предпочтение той, которая обретается в привлекательном теле.
МОИ ВОЗЛЮБЛЕННЫЕ ДАМЫ:
одна — брюнетка, другая — блондинка, томная ночь и зной пустыни, сентябрь и апрель. Зовут их Ирена и Львица.
Обе уже несомненно перешагнули за тридцать, что не нанесло им ни малейшего ущерба. Львица получила свое имя исключительно благодаря роскошной гриве белокурых волос, поскольку натура у нее, в общем-то, кошачья. Если бы возникла необходимость в прозвищах, то я, скорее, придумал бы его для другой. Ирена — прекрасный, благородный зверь (если можно так выразиться о даме), она загадочна, а ее шерсть отливает серебристым блеском. Она ступает неслышно и легко, как гепард. Уже третий год живут они вместе в триста семнадцатой и, кажется, великолепно ладят друг с дружкой. Как я уже сказал, мне они нравятся обе. Но если бы мне было позволено выбирать, я не колебался бы ни секунды.
КОГДА НАСТУПАЕТ «ДЕНЬ ЛЬВИЦЫ», триста семнадцатую лучше обходить стороной. Львица возвращается с работы, обвешанная пакетами и сумками, сбрасывает с ног туфли и с места в карьер принимается негодовать.
— Ох уж этот день «Д»,— кричит она,— опять этот день «Д»!
Женщины не имеют ни малейшего понятия о значении слов; возможно, именно в этом кроется причина того, что ни одна из них не снискала себе репутации философа. Они пользуются звуками как им заблагорассудится, вероятно лишь для обогащения крови кислородом. Они злоупотребляют словами.
День «Д» имеет совершенно определенное значение, по крайней мере для мужчин. В нашем воображении тотчас возникают солдаты, которыми битком набиты транспортные суда; солдаты, снабженные необходимым количеством провианта и боеприпасов; солдаты с карабинами, укрытыми от водяных брызг в складках шинелей. Одному муторно, а другой как ни в чем не бывало попыхивает сигаретой, зажав ее между указательным и большим пальцем, огоньком к ладони — этакий вахлак. Видим офицера, подбадривающего своих подчиненных, слышим угрюмый смешок бывалых вояк где-то там, на галерке, приглушенное «Тоже мне нашелся герой», радуемся веселому сарказму сержантов, обнаруживших, что опять для высадки десанта получены никуда не годные карты. История изобилует сотнями дней «Д», которые обычно случаются так некстати, что даже дату их невозможно удержать в памяти.
Львица удачнее, как правило это вторники. Если когда-нибудь войдет в историю, все будет гораздо проще. Да только вот ее дни «Д» отнюдь не являются историческими вехами, и вряд ли вам доведется когда-либо их изучать, ее день «Д» — это всего-навсего самый обыкновенный «дурацкий» день, день, когда ничего не клеится, день проволочек, маленькая катастрофа. По вторникам Львица обычно приглашает к себе представителей сильного пола — кандидатов на супружескую вакансию. У Львицы есть своя мечта.
— Завтрак в постель,— вздыхает она блаженно,-—ежедневно сотня на макияж, машина, дача что замок, и отпуск как минимум в Югославичке!
Она облачается в халат, который ей некогда всучили на распродаже в Котцах (есть в Праге такая улица), по крайней мере, если судить по его виду. Львица мечется по комнате и запихивает в аршинные карманы все, что должно быть спрятано от глаз непосвященных. Скомканные бумажные платочки и губная помада, колготки с дырой на пятке и конфетные обертки, старые газеты и недоеденные рогалики. Потом она одалживает у кого-нибудь пылесос и бороздит палас. Ставит на низкий столик бутылку, бокалы и соленое печенье, на маленьких тарелках раскладывает бутерброды. Стряпней Львица себя не утруждает, всякий раз она является с картонной коробкой, полной покупных бутербродов. И — мигом под душ.
— Сегодня все получится, я нутром чувствую: сегодня будет «то самое»,-— кричит она Ирене.— Придет один инженер из вычислительного центра! (В другой раз это музыкальный критик или хирург.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91