Тики — звучит ласково.
— Причем возникло это не случайно. В пору моей юности был лимонад под названием «Тики», я вливал его в себя гектолитрами.
— Тики, давай перейдем на «ты»!
— С удовольствием,— возликовал я. Мы чокнулись.
— Ты что же, даже не поцелуешь меня?
Каким увальнем, наверно, кажусь я ей!.. Мы поцеловались.
— Тики, может, ты принесешь мне счастье. Может, он сегодня вообще не придет. Может, как раз сегодня ему все это надоест. Может, тебе придется наведываться сюда ежедневно, пока ты его накроешь.
— Что ж, я охотно.
— Тики, а я тебе нравлюсь?
— Страшно,— выдохнул я.— Просто безумно.
—Так почему же ты не сядешь ко мне поближе? Знаешь, почему мы развелись? Я неравнодушна к мужчинам, Тики. Считаешь меня распутной? Сперва это как-то не очень давало себя знать, но потом, потом... Не подумай, что я какая-нибудь нимфоманка и готова с кем угодно... я жутко разборчива. Бывает, несколько недель подряд живу себе преспокойненько, а после...
— Я тебя понимаю,— произнес я сдавленным голосом.
— Иногда я чувствую себя такой одинокой, что... не знаю, что бы сделала... Когда я была маленькой, чуть что — бежала к отцу. Уткнусь в него... От него пахло сигаретами, а иногда и ромом, но эта его уверенность в себе... он прямо-таки излучал ее.
— Да...
— Теперь я вижу, Тики, что не нравлюсь тебе. Иначе ты давно бы уже меня обнял.
Я сделал это.
— Давай сядем сюда,— сказала она и откинула занавеску в углу.— Мы просто немножечко погладим друг друга. Ведь мы никому этим не повредим. Я разведенная, а ты — я даже не знаю... Ты не женат, я тебе верю, но нет ли у тебя подруги?.. Она наверняка тебе простила бы, если б знала, как мне худо.
Нет, совсем уж новичком по части любви я не был, но я и не подозревал, что может сделать с человеком любовная близость. Прежде, оставшись наедине с девушкой, я мог, не задумываясь, назвать год своего рождения, спроси она меня об этом. Вспомнил бы, когда произошла битва у Домажлиц. А вот рядом с Ганой я надолго потерял всякое представление о том, в какой точке земного шара я нахожусь, в каком веке мы живем.
— А ты мужчина вполне подходящий,— поглаживая меня, говорила она с удовлетворением, когда буря уже миновала и мы просто лежали друг подле друга.— Терпеть не могу мужиков, которые не успеют кончить школу, как уже начинают нагуливать жир. Ты, наверно, спортом занимаешься?
(Рассказать тебе о часах физподготовки, об уроках дзюдо, о проверках на выносливость, которую мы проходим?..)
— Мы парочка ничего себе,— сказал я, довольный.
— Ничего себе... Зачем все время скромничать, ну, скажи?! Со скромностью далеко не уедешь: нескромные обскачут. Мы прекрасная пара.
Да.
— Я знаю, что красива, зачем же притворяться, будто мне это даже в голову не приходит,— такая я целомудренная?! И тебе тоже ни к чему. Попробуй сказать, не будь обывателем, доктор прав, скажи, да погромче: «Я красивый мужчина!»
— На это я, наверно, неспособен.
Она скрутила мне руки и уперлась коленями в грудь:
— Не пущу, пока не скажешь!
Нет, я не воображала. Но я это сказал. Уверен, сам Геркулес не постыдился бы звать на помощь, накрой его лавина.
И в этот момент раздался стук в окно.
— Гана, открой, я знаю, что ты здесь.
Сияющая девушка в моих объятиях сникла, точно надувная игрушка, из которой выпустили воздух.
— Это он,— сказала Гана.— Опять уже здесь. Я оделся.
— Я пойду с тобой!—заявила она.— Скажем ему, что мы женимся. Пусть отстанет. Нельзя же так мучить людей!
-— Ганка, мне надо с тобой переговорить!
— Будет лучше, если я сделаю это без тебя,— сказал я— Только, пожалуйста, по-хорошему! Не бей его, слышишь? Видно, он ничего не может с собой поделать. Это просто...— И она расплакалась.
Я погладил ее но волосам.
— Ты потом вернешься, да? Пожалуйста! Сегодня ночью я не смогу быть одна.
— Вернусь.
Я вышел на улицу. Учителишка опять стучал. — Давайте пройдемся,— предложил я ему.— Мне надо вам кое-что сказать.
— Никуда я не пойду,— огрызнулся он.— Отстаньте от меня. У меня здесь дело, которое никого не касается.
— Пойдемте, я хочу с вами потолковать, понимаете? Я лет на двадцать пять моложе вас, на двадцать пять сантиметров выше и на двадцать пять килограммов тяжелее. Если не пойдете по-хорошему, я вас от этого окна просто оттащу. Ну так вы идете?
— Я позову на помощь,— пригрозил он.
— Я жду,— сказал я начальственным тоном, к какому иногда прибегаю, чтобы напустить страху на отказывающихся говорить свидетелей. Это на него подействовало, произвело большее впечатление, нежели упоминание о моей комплекции.
— Ну, что вам надо? —- произнес он мрачно, но пошел. Под фонарем я предъявил ему удостоверение.
— Гана что-то натворила? Я знаком со многими адвокатами. Я сейчас же кому-нибудь из них позвоню.
Я сказал ему, что я думаю о преследовании женщины, от которой его отлучил приговор суда.
— Но я ее люблю,— сказал он упавшим голосом.
— Я тоже,— ответил я; о боже, ведь это действительно так уже и было.
Я вдруг поставил себя на место человека, который домогается благосклонности после того, как ему отказали в ней, а он клянчит...
— Мне вас крайне жаль, но ничего не поделаешь. То, чем вы занимаетесь, карается законом.
Он удалялся по улице, маленький, печальный, как бродяга Чарли. Я вернулся к Гане.
— Так тебе это все-таки удалось! — сказала она без особого воодушевления.— Похоже, да. Я вижу это по твоему лицу. % Даже не знаю, радоваться мне или нет. Человек — странное существо.
— Кофе у тебя есть?
— .Что? Кофе? Да, где-то было... Но умоляю, сегодня не уходи! Иначе мне придется пойти куда-нибудь налакаться, а мне неохота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91