отцы, будьте добрыми со своими дочерьми! Будьте с ними строги и справедливы и никого при этом не слушайте. И ты знаешь, в течение жизни одного поколения было бы покончено с войной. Все бы разоружились.
— Сделаю все, что в моих силах,— заверил Педро.
— Так, любезные, прошу рассчитаться. Мы закрываем!
НОЧНАЯ ПРАГА,
в конце концов, тоже хороша. Провести вечер в обществе женщины—-значит хорошо прожить день. Немногим ниже на моей шкале ценностей сверкает вечер, проведенный в обществе добрых друзей. Далее — за чтением хорошей книги (мой вкус вы знаете — Ванчура и Фрайс). А. если ни одна из этих приятных возможностей вам не представится, то у вас всегда еще останется шанс пойти прогуляться. По крайней мере, никто не толкается, никто не спрашивает, как пройти к универмагу «Котва». Никто к вам не пристает, норовя всучить марки или сертификаты. Ночь—пора умиротворения, день — сплошная гонка, и обратите внимание: днем никто, за исключением разве что горстки детей — меньшинства населения, еще несмышленышей, не улыбается. В последние годы это как-то вышло из моды. Ибо улыбка тоже относится к моде. Один сезон носят короткие юбки, другой — короткие прически. Один год хорошим тоном считается быть стройным, в другой — упор делается на загар. Ночью же улыбаются даже те, чьей обязанностью является проверка удостоверения личности. Ирена и Педро идут к центру города. За спиной у них громыхает трамвай. Педро выходит на проезжую часть и, подняв палец (в обществе красивой женщины мужчины зачастую не прочь поозорничать), голосует. К их изумлению, трамвай останавливается. Двери открываются.
— Вам куда?-—спрашивает, вагоновожатый.
— Нам в центр,— горделиво говорит Ирена.
— Прошу, в центр так в центр. Соблаговолите садиться. Через минуту трогаемся,— восклицает вагоновожатый, радушным жестом приглашая их внутрь вагона.
Они становятся у него за спиной, и между ними завязывается беседа.
— Есть такая легенда о трамвае, который наводит ужас,— говорит вагоновожатый,— разъезжает без пассажиров и без водителя. И мне почудилось, что мой смахивает на этого «летучего голландца». Отправление в два ноль семь — порядок! В конце концов, когда-то выезжать на линию нужно, трамваи должны ездить. Но ведь еще и возить людей, так ведь?
Он отъезжает и добросовестно тормозит на каждой остановке, где, однако, подсаживаться некому.
— Все ничего, но попробуйте проехать ночью мимо Ольшанского кладбища, да еще в пустой колымаге. Так и ждешь, что на остановке к тебе залезут покойнички, привидения. Смотрите не сбегите!— кричит он и останавливается на перекрестке.
Он выходит из вагона, переводит ломиком стрелку.
— Дальше — по Белградской, через Слюнявчик к музею...
— Что это еще за Слюнявчик?—недоуменно спрашивает Педро.— Не разыгрывайте меня, провинциала, который приехал полюбоваться красотами матушки Праги. Поглядеть, был ли к а ко й толк от двух золотых, которые его дедушка внес на строительство названием «Народ себе».
— Как это что? Как что?—изумляется вагоновожатый.—Площадь Ипэпавлова2, что же еще? Это тот, названивал собакам, чтобы те пускали слюну, потому и ( 00рят — Слюнявчик. И между прочим, граждане как увижу во время езды собаку, сразу давай звонке?) просто чтобы поглядеть, как это на нее подействует.
— И она пускает слюну?— спрашивает Ирена.
— Какое там! Эти разъевшиеся твари теперь что. Нынче этому Павлову пришлось бы показать им многосерийные телефильмы Дитла.
Наконец в трамвай входят и другие пассажиры. Водитель усмехается и объявляет в микрофон:
-— Приветствую вас на борту трамвая номер одиннадцать. С вами говорит капитан трамвая Антонин Тормоз. Мы движемся на высоте двести семьдесят четыре метра над уровнем моря. Г^лохо, а?—обращается он к нашей паре.
1 Слова, начертанные на портале пражского Национального театра, построенного на народные пожертвования.
2 Так, образуя одно слово с инициалами, произносится в Праге название площади, носящей имя Ивана Петровича Павлова .
3 Современный чешский драматург,
— Буду рада как-нибудь прокатить вас и я. Я- водитель такси.
— Желаю вам приятно провести остаток ночи,—напутствует их трамвайный капитан по имени Антонин Тормоз. Если он, конечно, не соврал, добавим от себя. Вранье сейчас в большом ходу.
Ирена и Педро идут вниз по Вацлавской площади. Время от времени мимо них проносится желтый милицейский автомобиль. Время от времени промелькнет такси, водитель которого приветствует Ирену взмахом руки.
Несколько лет тому назад с Вацлавской площади сняли трамвайные пути, на освободившееся место высадили кустарник. Из одного кустика внезапно выбегает еж, сопя, он храбро пускается по мостовой в направлении Дома моды.
— Смотри,— говорит Ирена,— такого я еще не видела! Отправился за покупками.
— Бедная кроха,— сочувственно произносит Педро.— Прямо как в кино. Смелый всегда погибает. Этот наверняка и до утра не дотянет. Ведь он не знает инструкции номер сто, и, что еще хуже, не знают ее и люди.
— Может, отнесем его в парк? 1 — Точно.
Ловким движением руки он подхватывает ежа и заворачивает в носовой платок. На Петршине выпускают его в траву. — Что дальше?—спрашивает Ирена. Дальше... Ничего. Мы сумели провести ночь благочестиво, черт побери! Но я искренне рад этому бы мы зашли хотя бы на волосок дальше, я бы каждую минуту, проведенную без тебя. Знаешь, я тебя люблю. —Мы еще увидимся?—спрашивает Ирена.— Ты говорил, что иногда приезжаешь в Прагу.
— Да, да, бывает.
— Я напишу тебе номер телефона. Я живу в пансионате. Если меня там не будет, значит, я, скорее всего, езжу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91