Время от времени я позволяю себе это, поскольку питание в служебной столовке душу не больно-то веселит. А ведь у каждого есть право на радость, иначе, черт побери, нудной была бы жизнь на этом свете. Предупреждающий знак (я знаю, это всего лишь суеверие, но что прикажете думать о сем, ежели все приметы срабатывают безотказно!) раздается в 23 часа 48 минут на улице Житной в Праге. Я поднимаю руку, останавливаю такси.
— Куда едем, шеф?
— В теплые края,— говорю я беспечно,— в Южный город 1.
Всякий раз, когда я намереваюсь поехать домой на такси, у меня возникает желание извиниться перед таксистом. Этот, как и все другие, обиженно сопит. Лицо у него вытягивается.
— Так я и знал! — восклицает он с видом человека, с которым обошлись несправедливо.— И почему мне всегда везет как утопленнику?! Кого я там возьму? На одной только обратной дороге я потеряю тридцатку! Кто мне ее возместит, кто заплатит?
— Да, дело табак,— говорю я и усаживаюсь поудобнее.— Вы не включили счетчик! — дружески напоминаю я водителю.
Нет ничего более тягостного, чем вступать с водителем в пререкания. Счетчик у этого молодца обмотан тряпкой, весьма тщательно, словно из боязни, как бы прибор не простудился.
— А вам от этого ни холодно ни жарко, счетчик не работает. Так что...
— Неважно,— говорю я.— Я не впервой туда еду. Я вам скажу, сколько это будет стоить,— обещаю я по доброте душевной.
Водитель останавливает машину.
— Ну, так сколько? — хмурится он, точно я отобрал у него любимую игрушку.
— Ну... Обычно набегает сорок пять, Правда, если без объездов. С объездами — не знаю.
1 Одна из отдаленных пражских новостроек,
— Ну вот что, выходите! — рявкает он.
И вот оно, опять тут как тут. Я мог бы предъявить ему свой жетон и заставить его поехать. Да только я знаю, какая у людей аллергия на нашу профессию, и поэтому достаю удостоверение лишь в самом крайнем случае. Сейчас я ограничиваюсь тем, что записываю номер машины.
— Валяй, валяй, записывай, пижон, многого ты добьешься, как же! — говорит он в бешенстве и срывается с места.
Я останавливаю другую машину, вернее, она сама останавливается передо мной. Обыкновенный, ничем не примечательный автомобиль.
— Куда вам надо?
Частник. По Праге их разъезжают десятки. Масса бедных студентов таким образом подрабатывает себе на жизнь (впрочем, неясно, откуда у них машины, раз они так бедны?!). Ну а с учетом того, как относятся к пассажирам профессиональные таксисты, должен сказать: жаль, что частников не так уж много. Будь их больше, сиокалы извлекли бы для себя урок. Едем. м приятную беседу,
Я ЗАНИМАЮ ДВУХКОМНАТНУЮ ВЕДОМСТВЕННУЮ КВАРТИРУ,
адрес которой, по вполне понятным причинам, называть не мюсь. Кто вправе меня разыскивать, тот всегда меня па идет.
Откровенно говоря, с меня хватило бы пристанища попроще, а эту квартиру довольно хлопотно содержать. Уйма 1ННЫ€ створки шкафчиков, стеклянные поверх-В ванной — полгектара зеркал. Не подумайте ЧТО я такой уж любитель красивой жизни. Несмотря на свой животик, я в общем-то нормальный мужчина. Когда-то у меня была жена, питавшая ко всем этим изыскам слабость. Два года назад мы расстались.
Она нашла себе молодца, которому не нужно было работать по двадцать пять часов в сутки. Нашла обожателя, который, судя по всему, вообще не работает. Он числится кем-то в концертном агентстве, и я часто вижу, как он сидит в кафе «Славия» в окружении панков, в коих, по-видимому, дремлет художническая душа, и греховно Красиных девиц.
Нельзя сказать, что при виде этих барышень я не испытываю зависти. Песня сорокалетнего человека еще далеко не спета, у него есть определенные потребности, без удовлетворения которых жизнь утрачивает свои краски.
Я подкрепляюсь, бреюсь. Человек моей профессии бреется всякий раз, как оказывается в ванной. Меня могут поднять среди ночи, и я еду. Еду бог знает куда и черт знает на сколько. Поэтому в прихожей у меня на всякий пожарный случай всегда наготове чемоданчик с туалетными принадлежностями и чистым бельем.
Наконец я доставляю себе удовольствие принять теплый душ, а за окном уже утро нового дня. Я ложусь спать. Укладываюсь на французскую постель, широкую, словно степь (постель тоже выдумка бывшей моей благоверной). Расслабляю мускулы. Релаксирую.
Тщетно. Во мне еще не улеглось возмущение этим извозчиком. Завтра же приму меры... А сейчас я кладу в рот таблетку ноксирона, запиваю теплой водой из-под крана. Я вытягиваюсь и погружаюсь в размышления.
КОГДА ТЕБЕ УЖЕ СОРОК,
следует знать свое место в этом мире. Пора уже отдавать себе отчет в том, на что ты еще способен, а от чего уже следует отказаться, пора ясно сознавать, чего ты хочешь, а без чего можешь и обойтись. Поэтому время от времени я произвожу небольшие ревизии и, подобно потерпевшему кораблекрушение Робинзону, выписываю на листе бумаги все «за» и «против» касательно собственной персоны.
Скажем, кровяное давление у меня 125 на 85, Что еще терпимо, зато я обретаюсь в этом мире без аппендикса и без семнадцати удаленных зубов. На спине у меня длинный шрам от ножевого ранения, который летом на пляже волнует воображение двадцатилетних девах (у меня серьезное подозрение, что нынешние девицы слегка чокнутые), зато, когда падает атмосферное давление, шрам ноет самым бессовестным образом. У меня уже было два перелома руки и шесть сердечных приступов. Рост у меня без малого сто восемьдесят сантиметров, а вот быть довольным своим весом я никак не могу. Любой из вас скажет: просто надо заниматься спортом,— так-то оно так, но когда? Сверхурочная работа для людей моей профессии словно бы не в счет, в иные дни я тружусь по двадцать пять часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91