– А теперь послушай о моих бедах. Ты же не один на свете.
Дионисио виновато притянул ее к себе:
– Прости, пожалуйста.
– Моя сестра уехала в Испанию. Помнишь, у нас с ней был уговор: я работаю три года, чтобы она выучилась в университете, а потом она то же самое делает для меня. Так еще можно вытерпеть это ремесло – знать, что все закончится, и наступит другая жизнь. Вот, а она взяла и уехала – и получается, я зря мучилась. Для меня теперь и день – ночь.
Положение, в котором оказалась Луиза, задело и Дионисио, он ощутил пустоту в желудке, словно это его предали и теперь никому нельзя верить. Глаза у нее увлажнились, губы дрожали, и Дионисио крепко прижал к себе ее гибкое обнаженное тело. Луиза отстранилась и села на кровати, тонкими темными руками обхватив колени.
– Знаешь, почему ты нравишься женщинам? – спросила она. Дионисио покачал головой. – Они чувствуют, что ты не можешь их обидеть, потому что слишком любишь, вот почему. – Луиза показала на распятие: – Ты веришь во все это?
– Хотелось бы, – ответил он, – но очень трудно.
Луиза кивнула:
– Если б тот, кто там висит, был женщиной, я бы верила.
– Приезжай в Кочадебахо де лос Гатос. Я брошу остальных женщин. Ну, может, кроме Летиции.
– Не хочу. По мне, лучше делить тебя с другими, чем тебе принадлежать.
– Все равно приезжай. Будешь за скотиной ходить, например.
Она покачала головой:
– Я хочу получить образование. Если нужно, я еще три года буду шлюхой.
– Тебя такая работа в конце концов прикончит, как любую, кто этим занимается. Ну вот я, получил образование, но теперь понимаю – это не главное.
– И я хочу выучиться, а уж потом делать такие выводы, – упрямо сказала Луиза.
– Ручка и бумага есть?
– Там, – Луиза мотнула головой в сторону стола.
Дионисио присел, как был голый, к расшатанному столику и стал писать. Потом протянул листок Луизе, и она прочла:
Уважаемый сеньор (сеньора),
Податель сего имеет мои лучшие рекомендации. Она умна, весьма инициативна и очень усердна. На протяжении ряда лет я часто прибегал к ее услугам и могу подтвердить, что при открывшейся возможности она составит честь любой организации, которая позволит ей проявить себя.
Дионисио Виво.
– Я ведь, знаешь ли, преподавал в Ипасуэнском колледже, – сказал Дионисио. – Это не университет, но там не так уж плохо. Я уверен, директор мою рекомендацию примет.
– Мне нравится место, где говорится, что ты часто прибегал к моим услугам, – улыбнулась Луиза, но потом нахмурилась: – Видно, женщине без мужской помощи никак не обойтись. Судьба все время превращает тебя в какую-то шлюху.
– Не заносись, Луиза, временами всем бывает нужна чья-то помощь. Как там у тебя пойдет – будет получаться, не будет, – это уже твое дело, и не проси меня писать за тебя работы. Договорились? А ты будешь и дальше заниматься… – Дионисио подыскивал слово.
– Проституцией? – помогла она. – Ну, если только не найду ничего получше, за что платят столько же.
– Помни о рекомендации, – сказал он, – она для всего пригодится, даже чтобы найти хорошую работу. Может, тебе дадут место в городской администрации.
Луиза рассмеялась:
– Какое все-таки преимущество, что ты бог. Никто не посмеет мне отказать – побоятся божественного отмщения.
– Извини, что раньше об этом не подумал, – сказал Дионисио. – Наверное, слишком уж закопался в себе.
– Пойдем вниз, подождем Агустина, а потом отметим встречу и напьемся, как в прежние времена.
– Хуанито еще ходит сюда?
– Нет, женился на Розалите. Она все-таки повязала его и теперь спуску не дает. Огонь-баба стала.
Дионисио рассмеялся:
– Бедный Хуанито. Кто бы мог представить Розалиту, изрыгающую пламя?
Они пошли вниз и отыскали свободный столик в зале, где плавал дым и звякали стаканы. Ненадолго в борделе наступила тишина – люди узнали Дионисио и стали перешептываться. Некоторые шлюхи, мгновенно распалившись в мечтах, подходили и слегка заигрывали с ним, но отходили, когда выяснялось, что сегодняшнюю ночь он проведет с Бархатной Луизой; потом пришел Агустин и шумно грозился арестовать их за преступно счастливый вид, если только ему не поставят выпивку.
– Ты становишься совсем как Рамон, – заметил Дионисио. Агустин перекрестился:
– Рамон меня учил, что веселый полицейский – лучшая профилактика преступности. Счастливый полицейский – это презерватив, защищающий лоно общества от непотребных заразных струй беспорядка и обмана.
– И в самом деле ты становишься, как он. Ты уверен, что его дух тобой не овладел?
– Не уверен, но точно знаю, что становишься таким, как тот, кого очень уважаешь. – Агустин положил фуражку на стол и расстегнул верхние пуговицы рубашки. – А теперь давайте кутнем хорошенько, чтоб было потом чем блевать. – Он подозвал мадам Розу и заказал бутылку писко и арепу.
Среди ночи Дионисио вывалился из заведения мадам Розы, чувствуя, что совершенно очистился от греха гордыни, но с землей творится что-то странное. Распевая во все горло, он доволокся до кладбища и треснулся ногой о надгробие.
– Черт, – проговорил он, свалился и мертвецки заснул, но скоро пробудился от холода. Распевая, Дионисио отыскал могилу Рамона, положил на нее сигару и вылил добрую порцию рома. Потом пришкандыбал к могиле Аники и там провел маленький обряд, тихонько напевая нежную шутливую песенку собственного сочинения. Выписывая кренделя, он покинул кладбище и долго плутал на склоне холма среди камней и деревьев.
– Ты – моя самая большая находка, capigorron, – сказала Летиция Арагон, растолкав недвижимого Дионисио. Тот сел в гамаке, протер глаза и понял: срочно требуется море воды, чтобы смыть похмелье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130