На его груди краснели четыре глубокие кровавые царапины, оставленные когтями льва, а на щеке темнел синяк. О, как он пострадал, пытаясь защитить её! Охваченная страхом за его жизнь, Балкис осторожно просунула руку под рубаху Антония и ощупала ребра.
— Ага, послушала моего совета! — хрипло каркнула птица. — Ну вот, она уже ласкает его!
Балкис зарделась ещё гуще и бросила:
— Займись своими делами, презренная птица, а людям оставь человеческие!
— Ах, какая деловая нашлась! — пискнула птица и покачала головой. — Так, стало быть, у тебя с ним общие дела, только и всего? Ну, тогда тебе не стоит думать о замужестве!
— Молчи! — крикнула Балкис. Её бросило в жар. Она была уверена, что щеки у неё от стыда того и гляди воспламенятся. — Ты говоришь глупости, ворона в ярких перьях! Молчи, если не знаешь, как мне спасти возлюбленного!
— А я думала, ты и не спросишь меня об этом, — чуть удивлённо отозвалась птица. — Конечно, мозгов у меня маловато, потому и знаю я не слишком много — но сдаётся мне, что если ты поможешь единорогу вытащить из дерева рог, то он, пожалуй, согласится отвезти твоего приятеля туда, где ему окажут помощь.
— Единорог? — встревоженно воскликнула Балкис. — Бедняга! Я бы рада ему помочь, но как я могу бросить Антония?
— Ничего, не помрёт, — беспечно отозвалась птица. — Тебе же не о жизни его, а о здоровье печься надо. А лично я бы больше за твоё сердце переживала, чем за его здоровье, — как бы оно у тебя не разорвалось из-за пустых хлопот.
Балкис прикусила язык и не ответила очередной дерзостью. Верно, птица вежливостью не отличалась, но была явно наделена здравым смыслом и, похоже, действительно знала, где можно было найти подмогу. Раны Антония сильно кровоточили, но гораздо сильнее девушку пугало другое: не пострадали ли от удара львиной лапы внутренние органы. Однако тревога немного отступила, и Балкис решила ещё немного порасспрашивать птаху-пересмешницу:
— Что ты за птица?
— Давай-ка лучше я у тебя спрошу, что ты за девица, если умеешь исчезать и появляться в разгар сражения?
— Просто я — мастерица прятаться, — ответила Балкис, гадая, много ли успела увидеть птица. — И ещё я — настолько же кошка, насколько и девушка.
— Вот уж удивила! — фыркнула птица. — Что ж, встречались мне очень многие женщины, которые куда как больше смахивали на кошечек.
— Ответ за ответ, — напомнила птице Балкис. — Имя за имя.
— Что-то не помню, чтобы ты назвала мне своё имя, — буркнула птица.
— Знай же, что меня зовут Балкис, а теперь назови себя!
— Называют-то меня по-разному — вы же, бескрылые людишки, и называете, да только боязно мне как-то произносить эти названия… Боюсь, не выдержат твои нежные ушки. Ну да ладно. Есть одно, более или менее приличное — «сидикус». Только не вздумай употреблять его ради власти надо мной, потому что это — не моё личное имя, а имя всего моего рода. Я — птица сидикус.
— Я бы сказала, что тебе бы больше подошло название «птица нелепая», — язвительно проговорила Балкис. — Хорошо, я последую твоему совету и очень надеюсь, что мне не придётся об этом пожалеть.
— Побереги его голову, — буркнула птица сидикус, — и своё сердечко.
— Если с ним что-нибудь случится, ты побереги свою шею, — процедила сквозь зубы Балкис и сама удивилась тому, почему так дерзит, но тут же вспомнила, как кошки должны относиться к птицам. Как же не сердиться, когда твоя добыча сидит рядом и так огрызается и хамит! — Охраняй его как следует, птица сидикус, потому что если он умрёт до того, как вернусь, я перекушу жареной дичью!
— Гляди не одичай потом совсем! — фыркнула птица, но явно занервничала.
Стегоман оставил долину позади и летел над пустошью, когда Мэт заметил троих путников, шагающих на север.
— Вижу очередных местных осведомителей, — сообщил он дракону.
Стегоман вздохнул, пошёл по спирали вниз и приземлился за грудой больших камней. Мэт спрыгнул на землю, обошёл скалы и, выйдя на дорогу, столкнулся с тремя мужчинами.
То были дюжие молодые горцы в выцветших рубахах и штанах из домотканой ряднины. Вид у них был угрюмый, и они все время о чем-то спорили.
— Привет вам, друзья! — крикнул Мэт и поднял руку.
Все трое остановились и ошарашенно посмотрели на него. Мэт догадался: они так увлеклись спором, что не заметили, как Стегоман пошёл на посадку.
— И тебе привет, странник, — ответил один из троих, но руки не поднял, и вообще вид у него был примерно такой же дружелюбный, как у цепного бульдога. Двое его спутников сжали рукоятки дубинок, притороченных к поясам.
Мэт развернулся вполоборота, чтобы продемонстрировать незнакомцам свой меч, и выразительно положил руку на его рукоять.
— Я иду с севера и ищу кое-кого, кто ушёл раньше меня. Скажите, не встречались ли вам в этих краях какие-нибудь путники?
— На этой дороге мы ни души не встретили, — ответил темноволосый парень. — Мы и сами тоже кое-кого разыскиваем. Не видал ли ты нашего младшего братца?
— Самого младшего, — уточнил второй. — Моти дома остался.
— Заткнись, Филипп, — буркнул темноволосый. — Тот, кого мы ищем, ростом почти с меня будет, волосы у него — как солома, и вид такой… придурковатый. Не встречал такого?
Выслушав описание примет разыскиваемого из уст его родного брата, Мэт догадался, почему тот ушёл из дома.
— Нет такой мне не встречался, — покачав головой, ответил Мэт. — Видел я караванщиков, видел и несколько путников, странствовавших в одиночку, но молодые бродяги не попадались.
— Ушёл, мерзавец, из хорошей, дружной семьи! — проворчал средний брат. — Весна на дворе, пахать надо, а у нас теперь рук не хватает! А все из-за чего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141