Ну, и что ты там нашла? Ору
дия пыток? Робота, который пишет за меня картины? Артель моих тайных помощ
ников? Что?
Дочь поднимает на меня ненавидящие глаза. Враги! Я понял, что на всю оставш
уюся жизнь будем врагами! Боже мой, Семираев, что ты делаешь, ради чего? Рад
и чего ты позоришь собственную дочь перед женихом ее? Ты ведь знаешь, что,
торопясь, ты просто забыл связку ключей в двери кабинета. Не "задернул" ниж
ний шкаф, прикрывающий вход в "тайную". Но, видимо, Семираев, тебе некуда отс
тупать, потому что ты до мозга костей художник и до мозга костей заражен ч
естолюбием. Ты подступил к запланированным вершинам, и тебе остался толь
ко штурм. И ты растопчешь свое отцовское сердце.
Ц Ты, Машенька, поступила безнравственно дважды: вошла в чужую мастерск
ую и плохо подумала об отце и учителе. Ты думаешь, я не осмелюсь при Славе и
Сусанне сказать, что ты нашла в этой комнате? Ты нашла фотолабораторию, мо
крые отпечатки и поняла, что часто я снимаю, фотографирую своих портрети
руемых перед тем, как начинаю их писать. Но я тебе скажу даже больше. Ты не н
ашла в стене щели с задвижкой. Туда становится автоматическая камера, пр
едварительно наведенная на портретируемого, который, не зная об этом, си
дит в мастерской в кресле. У меня здесь много приемов. Или навожу фокус на
кресло, или ставлю фокусное расстояние по метражу, а кресло передвигаю н
а размеченные места. Ты знаешь, я человек с воображением. И камера автомат
ически каждые десять секунд делает снимок. Тридцать шесть снимков. Как в
шпионском фильме. Итак, чтобы тебе был понятен процесс… Зарядив камеру, я
возвращаюсь в мастерскую, включаю музыку Ц обычно Вивальди или Моцарта
, эти композиторы делают людей безмятежными, расслабленными Ц и фотогра
фирую, фотокамера начинает работать в заданном режиме. Я вижу, Слава и Маш
а, у вас удивленные глаза, вам кажется, что это нарушение каких-то правил. А
каких? Я разве по клеточкам воссоздаю свой портрет? Вы видели когда-нибуд
ь, чтобы мой портрет был раскрашенной фотографией? Был без выдумки, был бе
з какой-нибудь острой детали? Но разве в таком случае я не имею права изуч
ать свою натуру? Не имею права изучить ее всеми доступными мне способами?
Ведь у микробиолога объектом его исследований такая мелкая частица при
роды, что он пользуется микроскопом, а от астронома звезда так далеко, что
он приникает к окуляру телескопа. Так что же, запретить им пользоваться у
величительными стеклами во имя того, чтобы данные их наук были более л и ч
н о с т н ы м и?
Ц Наука! Ц врезала в мой монолог свою реплику Маша. Ц А мы занимаемся ис
кусством.
Ц Ты не права, Маша. То, что ты говоришь, Ц это обскурантизм. Мы на своих по
лотнах проецируем мир, как его видим, то есть как мы его н а б л ю д а е м. Но чт
обы наблюдать, надо видеть. Здесь мы имеем право пользоваться всеми совр
еменными приемами. Вот сейчас мы начинаем работать над большой фреской,
скажем, над большой картиной. Разве кто-нибудь из нас видел Белинского, Са
лтыкова-Щедрина, Чайковского? Но писать-то мы их будем по чужим портретам
, по сделанным кем-то фотографиям. В чем же здесь разница? В чем же тогда обв
иняешь ты, Маша, меня? Я кончаю. Давайте похороним этот инцидент. И давайте
втроем спокойно работать. Я готов все забыть. Все это меня, положа руку на
сердце, не обидело, потому что я не нахожу ничего постыдного в самом факте.

Так я сказал.
Но я-то знаю, зачем мне нужны эти фотографии. Я знаю изъян, который природа
мне дала в отместку за верную руку. По складу своего дарования я копиист, в
еликий копиист, которому не дано зажечься непосредственно от самого огн
я природы. Моя стихия Ц поправки, дополнения, уточняющие моменты, соавто
рство. Мне нужен импульс. Я зажигаюсь лишь от опосредованного факта. Я спо
собен сделать гениальным хороший этюд своего ученика. Выправить интере
сно задуманную картину до первоклассной. Я способен удвоить яркую, самоб
ытную, острохарактерную натуру, но выявить скрытый огонь в ней или тайны
й порок на стертом, невыразительном лице я не в состоянии. Это будет похож
ее лицо, и не более. И здесь на помощь мне приходит фотография с ее разобла
чающими возможностями. В мгновенном стоп-кадре иной раз больше откровен
ий, чем в автобиографии или милицейском досье. Фотография дает мне ту кан
ву, по которой я уже вышиваю своими красками, направление идеи, которую я у
точняю, прибавляя свое, и довожу до нужного мне звучания. Здесь я могу выби
рать. У меня в руках дюжина зафиксированных состояний портретируемого и
невысказанное, т а й н о е ж е л а н и е: как человек видит сам себя. Да, и здесь н
адо догадываться, быть психологом, сердцеведом, потому что тайное желани
е не бывает однозначным. У него есть первооснова: каждый хочет себя видет
ь умным, благородным, талантливым и по возможности привлекательным. А да
льше в соответствии с умом, возрастом и профессией. Умным людям нельзя ль
стить слишком. Некрасивых надо делать только привлекательными. Актеру м
ожно приписать все положительные качества, он с этим согласится. Начальс
твующие дамы любят, чтобы их писали в старинных интерьерах. Молодые техн
ократы хотят в своих лицах видеть жестокость суперменов. Очень умного че
ловека можно написать жестоким и властным. Люди по натуре жестокие любят
сентиментальные аксессуары: цветы, собак, птиц. Общественные деятели до
лжны выглядеть реЦ пре-зен-та-тив-но.
Я иногда смотрел на Машу, когда она училась, и поражался: откуда она все бр
ала? Из каких своих тайников?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45